— Да! — злобно проскрежетал Хумпершлагель. — Понимаешь только вот что, — он протянул огромную руку и сделал пальцами хватательное движение, — дай, дай, дай! Это понятно на любом языке, — только здешняя публика довела это дело до уровня науки — обирает тебя со всех сторон! Вот так! Не будешь держать ухо востро, золотые коронки с зубов снимут!

Тем временем женщины оживленно тараторят:

— А цены просто жу-у-уткие!.. Я постоянно слышала, что здесь все дешево, но после этого! — нет уж, больше развешивать уши не буду!.. Сама знаю! Это ужас! Конечно, они думают, что все американцы миллионеры и будут платить любую цену!.. Подумать только! Они имели наглость потребовать полторы тысячи франков! Мы с Джимом потом подсчитали — это больше девяноста долларов — за паршивое платье, какое в Блумингтоне можно купить за двадцать!.. Конечно! Конечно, дорогая моя!.. Я сказала ей!.. Тут же отдала платье и говорю: «Поищите кого поглупее, пусть они платят вам такую цену, но от меня вы этих денег не получите!.. Ни в жизнь!.. — говорю. — Мы дома можем купить не хуже за четверть этой цены и приехали не за тем, чтобы нас надували!»

Тем временем мистер Хумпершлагель с громогласной категоричностью:

— Нет уж! Больше ни за что! Добрые старые США меня вполне устраивают! Как только увижу снова Статую Свободы, издам такой вопль, что его услышат в Сан-Франциско!.. Говорят, однажды простофиля — вечно простофиля, но это не про меня. Одного раза хватит!

И миссис Хумпершлагель:

— А теперь я так боюсь обратного пути! Говорю вчера Фреду — вот если бы можно было выстрелить тебя обратно… передать по проводу… Наверно, я даже рискнула бы лететь самолетом, до того боюсь идти на судно! Меня жутко тошнило по пути сюда, а в обратном плавании наверняка будет еще хуже… Желудок у меня расстроен с тех пор, как только мы отплыли. Больше месяца ем через силу. В горло не идет еда, что здесь подают.

— Да, черт возьми, — выкрикнул мистер Хумпершлагель, — здесь никогда не подают ничего съедобного! На завтрак булочка с маслом и чашечка кофе, который…

— Ох, да! — простонала тут миссис Хумпершлагель, — ну и кофе! Какую горькую, черную гадость они пьют! Ох-х! Я вчера заказала Фреду, что как только приедем домой, первым делом выпью десять чашек хорошего, крепкого, свежего американского кофе!

— Потом все эти маленькие тарелочки с надписями, которые никому не разобрать… и… да что там! — негодующе выпалил ее муж, — они едят улиток!.. Истинная правда! — объявил он, покачивая головой. — Вчера в отеле я видел, как один тип доставал что-то из раковины щипчиками, и спросил официанта, что это такое. «Ахх, месье, — манерно выкрикнул мистер Хумпершлагель, — это ули-итка!»… Скорей бы вернуться домой, забыть про эти тарелочки с диковинными соусами и непонятными надписями, зайти в ресторан, взять бифштекс в дюйм толщиной — густо посыпанный луком — эдак с галлон настоящего кофе и большой кусок яблочного пирога — вот это я понимаю! — заключил он с мечтательным выражением на лице. — Тут уж отъемся!

— Послушайте, Хумпершлагель, — вмешался Бредшоу, словно его осенила внезапная мысль, — почему бы вам и миссис Хумпершлагель не пойти с нами как-нибудь в одно местечко, которое мы обнаружили здесь, в Париже? Знакомые сказали нам о нем, и с тех пор мы питаемся там.