«Люди как струны. Каждая откликается на свой звук», – думала Рина.

Ближе к концу обеда в столовой обычно появлялся Кузепыч. Последние дни он вечно ходил перемазанный, так как чинил на чердаке какой-то котел. Обычно Кузепыч бывал не в духе.

– Когда тебе дают исправный утюг, обратно его тоже хотят получить исправным! Ах ты, потреблянец! – кричал он на бледного недоросля, который пытался прошмыгнуть мимо него незамеченным.

– Кузепыч, не «потреблянец», а «потребитель»! – поправлял его Вовчик, обожавший раздувать скандалы.

– Ах ты, потреблятор! Еще учить меня вздумал! Почему седло потрескалось? – кидался Кузепыч на Вовчика.

– Так я ж сушил! – защищался тот.

– Кто кожу на огне сушит? Завтра чтоб новое было!

Вовчик торопливо замолкал.

– Кузепыч – чемпион по упреждающим воплям. Тут ему нет равных, – сказал как-то Гоша.

– Это как? – заинтересовалась Рина.

– А так… приходишь ты куда-то, где у тебя что-то могут попросить, и с ходу издаешь упреждающий вопль, чтобы все от тебя отстали.

– А на деле он мягкий и пушистый? – спросила Рина.

– Ну знаешь, так глубоко в Кузепыче я не копался, – сказал Гоша и уныло почесал себе живот там, где на майке было написано: «Тут живут кишечные палочки. Без стука не входить!»

– Ну ты у-устроилась! Все матрасы в одно м-место стащила. Прямо принцесса на гы-гы-горошине! – начал Макс, косясь в сторону оборудованного на втором ярусе балдахина.

– В самую точку! Это мой кумир! – сказала Рина, ради эксперимента спавшая сразу на пяти матрасах.

Когда живешь одна в такой большой комнате, надо использовать все ее преимущества.

Макс разгрыз могучими зубами еще одну корку. Рина слушала, как он звучно жует и шумно глотает, и думала, что лошадиные привычки влияют на человека больше, чем на лошадь – человеческие.

– Я по делу! Калерия велела тебе п-передать! – внезапно вспомнил Макс, кивая на стекло, в котором, накладываясь на луну, отражалась электрическая лампочка. Рина посмотрела чуть ниже и увидела на подоконнике картонную коробку. В коробке лежали арбалет-шнеппер, нерпь и саперная лопатка.

– Это теперь т-твое! Нырять тебе еще не с-скоро, но у нас так положено. К тому же к-куртка у тебя уже есть, – объяснил Макс с интонацией, предполагающей благодарность.

Благодарности он не дождался и, утешая себя, разгрыз еще один сухарь.

До этого момента собственной нерпи у Рины не было. Резервную у нее отобрали сразу, как только она прибыла в ШНыр. Разглядывая выданную, Рина увидела глубокую выбоину, рассекавшую с краю металл и кожу. Саперка была новее, чем у Ула, но не такая отточенная, с выжженными буквами «Д.М.» на рукояти.

– А что стало с тем, кто…? – начала она.

– Долгая и-и-история, – заикнулся Макс, и по тому, как он штурмовал слово «история», Рина поняла, что она была бы действительно долгой.

– Но он хотя бы жив?

– И-иногда это не п-показатель! – убежденно ответил Макс, помогая ей зашнуровать нерпь.

– Помнишь, как ею п-пользоваться? – спросил он, как если бы Рина могла забыть то, чему никогда не училась.

– Сирин – телепортация, – сказала Рина, вспомнив, каким образом оказалась в ШНыре.

– П-правильно. Русалка – всякая мелкая магия. Взять что-нибудь через стекло, н-например.