– Это еще почему? – ревниво спросил Тилль.

Гай выпрямился. Его мягкое лицо плескало, как прибрежная вода, нарушая все без исключения законы мимики.

– Вы споткнулись бы гораздо раньше, у первой гряды, где лежат красные закладки, – сказал он горячо. – Те, что превращаются в мускулистое тело, способное очаровывать пышных шатенок, бесперебойный желудок, смазливую мордашку и прочие мизерные удовольствия. Но, допустим, произошло бы чудо, и вы перемахнули бы через эту гряду. Но тогда вы споткнулись бы о дар видеть под землей клады, выигрывать в рулетку или писать стихи верлибром…

Тилль не знал, что такое верлибр, поэтому на всякий случай пошевелил шеей.

– А вы сами, Гай? – прохрипел он, вставая, потому что Гай уже стоял у выхода из кабинета, показывая, что встреча подошла к концу.

– Я – дело другое. Когда-то я уже был у второй горной гряды, – сказал он совсем тихо, когда за Тиллем уже закрылась дверь.

– Садитесь на диван, Дионисий Тигранович! Отдыхайте! Я не думал, что все так затянется.

Старичок опустился на диван, но не там, где он был продавлен грузным Тиллем, а несколько правее. Сидел он на диване застенчиво, положив руки на колени и с очень прямой спиной, как скромная девушка, пришедшая наниматься в гувернантки.

– Вы внимательно слушали, Белдо? – спросил у него Гай.

Старичок с милой улыбкой коснулся вначале своих розовых ушек, а затем макушки.

– Тилль провозится долго. Под шумок он наверняка попытается убрать Долбушина, а это потребует дополнительной подготовки, – заметил Гай. – К моменту, когда Тилль начнет шевелиться, я хочу знать о контрзакладке возможно больше. Как она выглядит, как перемещается. Всё!

Белдо вежливо слушал, одергивая и распушая алый платочек.

– Вам не жалко Альберта? – спросил он соболезнующим голосом похоронного агента.

Гай даже не стал делать вид, что не расслышал.

– Привезите ко мне Круню! – приказал он.

Старичок виновато заморгал.

– Она ни к кому не ездит.

Гай приподнял брови.

– Даже если я попрошу?

– Круня очень привязана к тому месту, на котором находится ее подвал. В любом другом она не сможет.

– Что за место?

– О, прекраснейшее! Опекунов там слышишь четко, лучше, чем в болоте. И своего, и чужих – прямо как эхо. Когда-то там стояла башня, в которой Петр допрашивал стрельцов. Под фундаментом башни – моровые захоронения, а до них – языческое капище. Насыщенная, дающая энергетика! – сказал Белдо с увлечением.

Когда знатный куровед уехал, пообещав лично заехать к Круне, Гай вышел из кабинета и спустился в подвал. Гудели кондиционеры. Коридор здесь был чистенький, с искусственными пальмами в кадках – ну просто полуподвальный этаж провинциальной гостиницы. Гая утомляла и одновременно забавляла его пошлость. Опять же, так лучше, чем красный кирпич в свинцовых оспинах и осиновый пол с жестяным желобом-кровостоком.

Гай прошел по длинному коридору и остановился у крайней двери. Дверь была окутана нежно-розовым сиянием. Рядом еще лежал каблук того клерка из форта Долбушина, что возомнил себя охотником за закладками.

Не дойдя до двухслойного сияния одного шага, Гай остановился и протянул левую руку. Сияние изменило форму, точно чуткий пес, обнюхало его ладонь, подозрительно коснулось лица и вновь втянулось. Гай толкнул дверь и вошел в узкую комнату.