|
Рассуди сама. Марья Афанасьевна - старуха богатая, в наследниках недостатка не имеет. Дети у нее поумирали, есть внук и внучка - княжата Телиановы. И еще бессчетная дальняя родня, приживалы там какие-то, приятели всякие. Женщина она добрая, но вздорная. И привычку самодурскую имеет - чуть не каждую неделю вызывает из города стряпчего и духовную наново переписывает. На кого осерчает - вычеркивает из завещания, кто угодил - долю увеличивает. Вот о чем и дума моя. Проверить бы, Пелагиюшка, кого она там в последний раз по духовной облагодетельствовала. Или, наоборот, на кого осерчала и грозится наследства лишить. Иного смысла в этом диком собакотравстве я не вижу, кроме как если кто задумал таким манером саму старушку в могилу загнать. Видишь, как она из-за пса этого расхворалась. А если бы оба околели, тут бы Марью Афанасьевну и схоронили. Как тебе моя препозиция? - обеспокоенно спросил епископ свою проницательную питомицу. - Не слишком невероятна? - Опасение резонное и очень вероятное, иной причины и в голову не приходит, - одобрила инокиня, однако же добавила: - Хотя, конечно, надо бы на месте побывать. Может, и какая другая причина сыщется. А велико ли у вашей тетеньки состояние? - Велико. Имение большое, содержится в образцовом порядке. Леса, луга, мельницы, льны, овсы первостатейные. Еще и капитал, денежные бумаги в банке. Не удивлюсь, если все вместе к миллиону будет. - А наследников ее вы, владыко, знаете? Очень уж много нужно подлости иметь, чтобы такое дело затеять. Пожалуй, напрямую убить, и то грех не тяжелее получится. - Это ты с Божеской позиции смотришь, и правильно делаешь. Но человеческие законы от Божьих далеки. Напрямую убить - это ведь полиция допытываться будет, кто да зачем. Так и на каторгу угодишь. А собачек потравить - грех в человеческом смысле небольшой, в юридическом и вовсе никакой, старушку же этим способом убьешь еще верней, чем ножом или пулей. Пелагия руками взмахнула, так что вязанье у нее полетело на пол: - Большой это грех в человеческом смысле, очень большой! Даже если бы эта ваша Марья Афанасьевна исчадием ада была и кто-то обиженный хотел с ней счеты свести, то в чем же невинные твари виноваты! Собака - существо доверчивое, привязчивое, от Господа и верностью, и любовным даром так щедро наделенное, что и людям не вред бы поучиться. Я полагаю, владыко, что собаку еще хуже, чем человека, убить. - Ну, ты это язычество мне брось! - прикрикнул преосвященный. - Чтоб я такого больше не слышал! Сравнила душу живую с тварью бессловесной! - Что ж с того, что бессловесной, - не унималась упрямая монашка. Вы собаке в глаза заглядывали? Вот хоть Жуку вашему, что у ворот на цепи сидит? А вы загляните. У Жука глаза подушевнее и поживее, чем тусклые плошки вашего драгоценного Усердова! Открыл было рот владыка, чтобы дать волю праведному гневу, но остановил себя. В последнее время вел он борьбу с грехом сердечной свирепости, и иногда получалось. - Недосуг мне дворовым псам в глаза заглядывать, - сухо, с достоинством молвил епископ. - Усердова же не трогай, он аккуратен и исполнителен, а что до его души трудно добраться, так это характер такой. И препираться с тобой я не стану, тем более из-за очевидного. Скажи одно: сделаешь, о чем прошу? - Сделаю, отче, - поклонилась инокиня. - Тогда вот тебе послушание. Ступай в Дроздовку. Прямо нынче. Передашь Марье Афанасьевне мое благословение и письмо, какое дам. Успокой старушку. А главное - выясни, что там у них такое творится. Если обнаружишь злой умысел - пресеки. Ну да что тебя учить, сама знаешь. И пока ясности не достигнешь, не возвращайся. - Владыко, - встрепенулась Пелагия. |
