|
Они же клятву давали: лечь в эту землю костьми, но от своего не отступиться. А Рохеле уже легла костьми, подумала Малке и содрогнулась, вспомнив, как противно чавкала под лопатами гнилая могила. Но скрепила сердце и сказала себе: пускай. Приедут другие. Уже едут. И даже если меня тоже закопают в болотную жижу, это все равно будет лучше, чем если бы я осталась дома и прожила там до пятидесяти или даже до ста лет. Что это была бы за жизнь? Бессмысленное бабье прозябание: муж, дети, повседневные заботы. И потом, Магеллан такой красивый! - Эй! Эй! Скорей сюда! - заорал с крыши хана Саша Брюн, дозорный. - Глядите! Раньше, когда была собака, дозорного не выставляли. Магеллан говорит, надо нового пса завести, но где возьмешь другого такого, как Полкан? Все бросились наверх, к вышке, стали вглядываться в сумерки. Какие-то тени возились у реки - там, где час назад похоронили Рохеле. - Разрывают могилу! - кричал Саша. - Я сначала не понял, что это они там, а потом пригляделся... Честное слово, разрывают! Засуетились, заметались, не зная, что делать. Потом появился Магеллан, крикнул: "За мной!" И тогда все похватали кто топор, кто берданку и побежали к эвкалипту. Рохеле лежала, полуприсыпанная мокрой грязью. Совсем голая. Даже нижней рубахи на ней не оставили - всё до нитки сняли. Взвизгнув от ярости, Магеллан выхватил из кобуры револьвер и огромными прыжками понесся по тропе, что вела к арабской деревне. До нее было две версты. Малке первая бросилась за ним. Задыхалась, размазывала по лицу слезы, но не отставала, даром что коротконожка. Остальные бежали сзади. Когда преодолели половину расстояния, кто-то из задних крикнул: - Магеллан! Гляди! Пожар! Оглянулись, увидели черный силуэт хана, подсвеченный красным мятущимся пламенем. Кинулись обратно. Теперь бежать было трудней, потому что выдохлись. Дом спасли - благо в бочке была вода. Сгорел только навес для инвентаря. Но мешки с коллекционными семенами исчезли, обеих коров и коня в хлеву тоже не было. Из стены был выворочен несгораемый ящик, в нем неприкосновенный запас - три тысячи рублей. Пропала и новенькая американская борона, которая в Палестине на вес золота. На земле отпечатались конские копыта. - Подкованные, - сказал Магеллан, светя фонариком. - Значит, не бедуины - черкесы. Сидели в засаде, ждали ночи. А тут им такая удача - мы сами выскочили, даже ворот не заперли... - Это называется "еврейское счастье", - вздохнул Колизей. - Как же мы теперь без семян, без бороны, без денег? Кто-то (Малке не узнала голоса - так он дрожал) всхлипнул: - В Зихрон-Яаков нужно. Пропадем мы здесь... Одни причитали, другие трясли кулаками в бессильной ярости, третьи стояли, опустив голову. Малке, например, плакала. Не от страха, а очень жалко было бедняжку Рохеле и еще коров, особенно Пеструху, что давала целых два ведра молока. А Магеллан не ругался, руками не махал. Покончив со следами копыт, пошел проверять, добрались ли грабители до погреба, где хранилось оружие. Когда вернулся, спокойно сказал: - Оружие они не нашли. Значит, не всё потеряно. Хотят войны - будем воевать. - С кем воевать? С Даниэль-беком? - недоверчиво спросил Шломо-аптекарь. Еврейское счастье-2 Про черкесов было известно, что в Палестине они появились лет двадцать - двадцать пять назад по указу султана, который наградил своих верных башибузуков хорошими землями за храбрость в войне с русскими и сербскими гяурами. Перед тем как стать турецкими воинами, эти кавказские люди воевали под зеленым знаменем великого Шамиля и покинули родные горы, отказавшись стать подданными царя. Его османское величество решил по примеру северного соседа обзавестись собственными казаками, которые станут опорой султанской власти в неспокойных областях дряхлеющей державы. Абдул-Хамид рассчитывал, что даст воякам землю, освободит от податей, а дальше они прокормятся сами. |
