Изменить размер шрифта - +
Человечество вымрет оттого, что в конце концов разница между полами вовсе исчезнет и люди перестанут размножаться. Если, конечно, научная мысль не изобретет какого-нибудь нового способа воспроизводства человеческих особей, наподобие почкования. Берешь, к примеру ребро, как Господь Бог у Адама, и выращиваешь нового человека. Всё травоядно, пристойно. Никаких африканских страстей, никакого огненного сплетения мужского и женского начал.
Какое счастье, что в этом земном раю меня уже не будет, поежился статский советник.
- Вон он, Шварцвинкель, - показал куда-то вверх Кеша.

Уникальная коллекция

Высунувшись из коляски, Матвей Бенционович увидел вдали большой темный конус, на верхушке которого подрагивали огни.
- Что это там, костры? - удивился он.
- Факелы на башнях. Я же говорил, средневековый замок.
С разбитого, ухабистого шляха в сторону непонятного конуса свернула дорога, узкая, но зато вымощенная гладким камнем.
Это большой холм, поросший лесом, понял про конус Бердичевский. А на самой вершине замок. Теперь можно было разглядеть зубчатые стены, подсвеченные пляшущими язычками пламени.
В следующую минуту фаэтон въехал в лес, и замок исчез. Стало совсем темно.
- Хорошо, что на оглобле фонарь, - заметил прокурор, чувствуя, как фаэтон кренится набок. - А то не видно ни зги.
На миг представилось: сейчас перевернемся на крутом склоне, покатимся кубарем в чащу - и в какую-нибудь волчью яму, утыканную острыми кольями...
- Ничего, Семен хорошо знает дорогу.
Просека опоясывала холм спиралью, постепенно забираясь в гору. Деревья с обеих сторон подступали вплотную, словно частокол, и трудно было поверить, что совсем близко, в какой-нибудь сотне шагов, горит свет и живут люди.
И Кеша как назло молчал.
- Что-то едем, едем... - не выдержал Матвей Бенционович. - Долго еще?
Спрошено было без особого смысла, только чтоб услышать человеческий голос, но молодой человек, прежде столь разговорчивый, ничего не ответил.
Экипаж выровнялся и покатил по горизонтальной поверхности. Сделав последний поворот, дорога вывела на большую площадку, выложенную булыжником. Впереди показалась массивная башня, ворота с двумя горящими факелами. Перед воротами - подъемный мост, под мостом ров - тот самый, в котором, по уверениям портье, обитала болотная гадина...
Бр-р, готический роман, передернулся статский советник. Провал во времени.
Откуда-то сверху донесся грубый, зычный голос:
- Хто?
Кеша открыл дверцу со своей стороны, высунулся.
- Фома? Это я, Иннокентий! Открывай. Да освещение включи, ни черта не видно.
На площадке зажглись два фонаря, самых что ни на есть современных, электрических, и время утратило зыбкость, вернулось из середины второго тысячелетия в его конец. Бердичевский с удовлетворением отметил столбы с проводами, почтовый ящик на воротах. Какое к лешему средневековье, какая болотная змея!
Открылась узкая дверь, вышел здоровенный мужчина, одетый сплошь в черную кожу. Из кожи была и рубашка с вырезом на волосатой, мускулистой груди, и высокие сапоги, и облегающие штаны с кожаным мешочком в паху, как на картинах шестнадцатого столетия. Гульфик, вспомнил Бердичевский название этого нелепого атрибута средневековой одежды. Только это был не гульфик, а целый гульфище.
Кеша легко спрыгнул на землю, по-кошачьи потянулся.
- Хтой-то? - спросил Фома, показывая на Матвея Бенционовича.
- Со мной. Гость. Я сам скажу его сиятельству. Отпустите Семена, - обратился молодой человек к прокурору. - Для обратной дороги граф даст свой экипаж.
Когда Бердичевский расплачивался с кучером, тот замялся, словно хотел что-то сказать, да, видно, в последний момент передумал. Лишь крякнул, сдвинул шапку на глаза и покатил восвояси.
Статский советник проводил фаэтон тоскливым взглядом. Не нравился Матвею Бенционовичу замок Шварцвинкель, даже незвирая на электричество и почтовый ящик.
Быстрый переход