|
Девушка тут же успокоилась и как ни в чем не бывало застрекотала дальше: - Это Магеллан про Город Счастья придумал. И нас всех собрал, и деньги раздобыл. Целых тридцать тысяч! Представляете? Он их в Яффу перевел, в банк, только на дорогу нам оставил, по восемь копеек на человека в день. - Почему только восемь? Это же очень мало. - Колизей (он студент исторического факультета), - девушка показала на одного из молодых людей, невообразимо тощего и сутулого, - подсчитал, что именно такой суммой - конечно, если перевести на нынешние деньги, - обходился хлебопашец во времена царя Соломона. Значит, и нам должно хватить. Мы ведь теперь тоже хлебопашцы. А деньги нам в Палестине понадобятся. Нужно покупать скот, осушать болота, строиться. Пелагия посмотрела на заморыша Колизея. Как же такой будет мотыгой махать или за плугом ходить? - А почему "Колизей"? Не такой уж он большой. - Его вообще-то Фира Глускин зовут. А "Колизеем" его Магеллан прозвал. Ну, потому что все говорят "развалины Колизея", "развалины Колизея". Фира и правда не человек, а ходячая развалина - у него все болезни на свете: и искривление позвоночника, и плоскостопие, и гайморит. Но тоже вот едет. Предмет обсуждения поймал на себе сердобольный взгляд монахини и весело крикнул: - Эй, сестрица, едем с нами в Палестину! - Я же не еврейка, - смутилась Пелагия, видя, что вся компания на нее смотрит. - И вряд ли когда-нибудь стану. - И не надо, - засмеялся один из коммунаров. - Поддельных евреев и без вас хватает. Вы только поглядите вон на тех! Все обернулись и тоже стали смеяться. Поодаль трое "найденышей", накрыв головы талесами, клали земные поклоны. Доносились истовые, сочные удары лбов о палубу. - Ничего смешного, дурачье, - процедил Магеллан. - Тут за версту Охранкой несет. Этот их Мануйла на Гороховой жалованье получает, у меня нюх верный. Взять бы его, паскуду, за ноги, да башкой об швартовую тумбу... Сионисты примолкли, а Пелагии стало жалко "найденышей". Никто их, бедных, не любит, все шпыняют. Просто не найденыши, а сироты какие-то. Кстати, интересно, откуда у них такое странное прозвание? Подошла, чтобы спросить, но постеснялась - как-никак молятся люди. И спохватилась, что слишком долго гуляет. Владыка будет недоволен. Надо зайти к нему - показаться, доброго вечера пожелать, а после к себе, во второй класс. Книжку почитать, к уроку подготовиться. Завтра-то ведь уже дома. Спустилась по лесенке на каютную палубу. Стеклянный глаз Над Рекой, над залитыми водой берегами, над туманом, должно быть, пламенела заря - во всяком случае, впереди мгла была слегка окрашена розовым. Привлеченная этим магическим свечением, Пелагия прошла на нос парохода. Вдруг ветер хоть на минутку пробьет брешь в опостылевшей завесе, и можно будет полюбоваться предвечерним окрасом неба? Ветер на носу и в самом деле дул, но не достаточно сильный, чтобы расчистить путь закату. Пелагия хотела повернуть обратно, но вдруг заметила, что она здесь не одна. Впереди на плетеном стуле сидел какой-то человек, закинув длинные ноги в высоких сапогах на перила. Видно было прямую спину, широкие плечи, картуз с горбатой тульей. Мужчина затянулся папиросой, выпустил облачко дыма, моментально растворившееся в тумане. И вдруг обернулся - резко, с кошачьей стремительностью. Должно быть, услышал дыхание или шелест подрясника. На Пелагию смотрело узкое треугольное лицо с остроконечными, торчащими в стороны усами. Во взгляде незнакомца монашке почудилось что-то странное: вроде бы человек смотрел на нее, а вроде бы и не совсем. Смутившись, что потревожила одиночество курильщика, она пробормотала: - - Прошу извинить... Еще и неловко поклонилась, что уже было и лишним. Тем более что ответной учтивости от усатого не последовало. Совсем напротив - он вдруг взял и выкинул штуку: осклабился во все десны, поднес руку к глазнице и - о ужас - вытащил левое око! Пелагия вскрикнула и отшатнулась, увидев на ладони блестящий шарик с радужным кружком и черной точкой зрачка, и лишь потом сообразила, что глаз стеклянный. |
