Просидев за экраном ноутбука около тридцати минут, я пришёл к выводу, что не смогу начать писать, да и не очень хотелось. Вместо этого мои мысли, словно капризные дети, требовали продлить удовольствие думами о Пелагее. Я пытался найти объяснение нашей встрече, используя своё писательское воображение, но оно мне выдавало несуразные варианты, которые подходили бы разве что для сюжета книги.
Пока я пребывал в поисках ответа, к хижине незаметно подкралась ночь и заглянула в окно. На ум пришла народная поговорка «утро вечера мудрёнее», я поужинал и лёг спать.
Проснулся ближе к обеду, радуясь, что полдня прошло, осталось прожить вторую половину. Пелагея сказала, что будет ждать ближе к ночи. И, наверное, нет смысла ходить в лес днём. Раз она сказала прийти к ночи, значит, для этого есть свои причины, поэтому я решил, что выйду из дома к десяти вечера. Позвонил маме, она чувствовала себя хорошо. Пожелал ей здоровья, просил передать привет Михаилу и отключился.
После этого перешёл на кухню и пока готовил обед, перебирал в уме варианты того, чем бы мог себя занять. Писать не получится, это однозначно. Решил почитать. Но ни чтение книг, ни просмотр фильмов не смогли меня увлечь. А время, как назло, вздумало в тот день подражать черепашьим шагам. Дальше так не могло продолжаться. Я сел в кресло-качалку, закрыл глаза, стал глубоко вдыхать и медленно выдыхать воздух, успокаивая нетерпеливое сердце и взбудораженные мысли.
Помогло.
Открыв глаза, я подошёл к письменному столу, сел, включил ноутбук и, после того как он загрузился, кликнул на файл редактора. Если начать писать книгу я пока не мог, то хотя бы запишу все то, что произошло со мной за эти дни. Заново переживая свою встречу с Пелагеей, я силился вспомнить каждую деталь, записывая всё хаотично. Когда глаза уставали, я прерывался и давал им отдохнуть, после чего снова садился за письменный стол. К тому времени, когда я закончил, за окном потемнело. Было слышно, как разбушевался ветер. А затем пошёл дождь.
Но меня расстроившаяся погода ничуть не смущала. Я открыл стеклянный шкаф и среди своих вещей нашёл дождевик, у которого отсутствовал капюшон, поэтому из чемодана я достал и чёрный зонт. Посмотрел на часы. Время было полдесятого. Пора выдвигаться. Я снял шорты и футболку, надел серые брюки и тёмную рубашку. Положил в карман брюк телефон, накинул на себя дождевик, взял зонт, ключи и вышел.
Раскрыв зонт, я спустился с крыльца и последовал в сторону леса. Косой дождь своими бесчисленными жидкими кулачками бил меня справа. Ветер настолько сильно разошёлся, что мне с трудом удавалось удержать в руках зонт. Где-то на полдороги я пожалел, что не взял с собой фонарь. Под ногами чавкала трава. Кроссовки промокли насквозь. Так как зонт всё время пытался высвободиться из моих рук, а не смиренно выполнять свою обязанность, то и голова моя намокла прилично.
Но как только я ворвался в лес, ветер и дождь мгновенно прекратились.
– Что за чертовщина?! – удивился я вслух. Сложил зонт и направился вглубь леса.
Лунный свет с большим трудом пробивался сквозь густые ветви деревьев. Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и мне удавалось избегать маленькие лужицы под ногами. Наконец я вышел на знакомую поляну. Встал у дугообразного дерева, прямо напротив скалы. Снял с себя дождевик, выжил воду и попытался сложить его. Достал телефон. Дисплей показывал десять пятнадцать.
– Надеюсь, не опоздал, – сказал я и прислонился к дереву.
Ждать пришлось примерно до одиннадцати. Всё это время я наслаждался запахом леса и дождя. Аромат свежести был настолько приторным, что у меня закружилась голова и снова возникла мысль: «Может, не было никакой Пелагеи? Просто чем-то надышался».
Вместо ответа скала, покрытая зелёным мхом, вздрогнула, и в ней образовался проём. Из темноты мне навстречу вышла Пелагея. Всё в том же золотистом сарафане с цветочными узорами на ткани. |