— А если я сейчас по тревоге подниму свою заставу? — стал торговаться по-крупному хохол.
— А если я соврал, и не вернусь? — разозлился Сергей.
— Ни много — ни мало, — отмахнулся Хандуш от аргументов Пепла, в которые не верил, и тоже пошел ва-банк, — Ты нарушил границу, без визы проник на нашу территорию. Думаешь, я тебя отпущу подобру-поздорову, если ты выберешь нечестную игру.
— Гаразд, — сдался хохол, тяжело осел на лавку и сквозь зубы отдал приказ на свою заставу ничему не удивляться, не препятствовать движению усатого картежника в обе стороны, в пешем порядке и за рулем, но приготовить Альму.
После этого рация перекочевала в карман Сергея, а пан Хандуш кликнул Бонду, чтоб тот принес еще пива. И когда об стол звякнули свежие бутылки, Бонда, как бы между прочим, был оставлен рядом, чтоб украинский капитан чего не натворил от избытка хитрости.
Оказывается, Альмой, про которую упоминал Крыщук по рации, звали овчарку. Сергей смотался за в перелеске припрятанным «Москвичом», подогнал машину, тормознул между двумя шлагбаумами, хлопнул дверцей, и собака тут же зашлась хриплым лаем. Она явно учуяла струящийся из-под брезента аромат анаши, на который ее натаскали в Школе служебного собаководства Закарпатского пограничного округа.
На украинской пограничной будке можно было разглядеть стихотворный плакат:
«Вот ползет к границе враг.
Граница!
Он залез в большой овраг.
Боится!»
На словацкой наглядная агитация отсутствовала — вот и все различия. Сдерживающий Альму на поводке хохол срочной службы хищно облизал Сергея взглядом, но вспомнил приказ. А с другой стороны рвала поводок уже вторая овчарка, удерживаемая словаком. Шоу удалось: Сергей откинул брезент, демонстрируя солдатикам обоих стран закрома, полные сушеной травы, и у служивых синхронно отпали челюсти. Сергей же, так и не опустив брезент, потопал к игровому столу, вернул Крыщуку рацию и дал выслушать захлебывающийся доклад собаковода. И, как ни в чем не бывало, вытянул из сумки новую колоду.
— Нет, колоду буду выбирать я! — ударил кулаком по столу Хандуш, а потом в запале смахнул к известной матери на землю со стола полупустые бутылки с пивом — широкий жест. Одна разбилась, майору было на это глубоко наплевать. В алчных глазах пана майора золотились подполковничьи звезды.
Бонда испарился, он не желал оказаться свидетелем чего бы-то ни стало. Крыщук только крякнул, не собираясь сглаживать гнетущую паузу. Пепел равнодушно пожал плечами и придвинул майору сумку. Пан майор достал упаковку с самого дна и вскрыл. Сергей протянул руку за колодой.
— Нет, сдавать буду я! — безапелляционно выставил следующее условие пан майор.
Пепел равнодушно пожал плечами, но встрял Крыщук:
— Вытяните «на старшую карту», — голос капитана от волнения стал до смешного тонок. Только никто не засмеялся.
Сергею досталась семерка треф, Хандушу — бубновая десятка. Хандуш начал тасовать, и Сергей с облегчением заметил, что пан майор мизинцем выстраивает вольт, поскольку эту партию Пепел должен был ПРОИГРАТЬ обязательно.
Выстроив карты, Хандуш незаметно (для Крыщука) придержал мизинец внутри колоды и протянул Пеплу сдвигать. Его расчет строился на том, что Пепел сдвинет как раз отделенную мизинцем часть, и далее при раздаче пойдет запланированная комбинация. Но Крыщук не дремал:
— Карты на стол, — срывающимся голосом скомандовал украинец.
— Не понял!? — начал багроветь пан Хандуш.
— Положи колоду на стол, пусть сдвинет не из рук, — потребовал украинский капитан.
Хандуш обиженно надулся, дескать, не веришь старому приятелю, но подчинился. |