— Ну, раз шутишь, значит, все не так плохо.

Некоторое время оба молчали. Ни он, ни она не знали, с чего начать. Кто бы мог подумать, что снова они встретятся при таких обстоятельствах?

Наконец Лемешонок прервал неловкую паузу.

— Света, я тогда по голосу понял, что у тебя какие-то неприятности…

Она колебалась. Рассказать ему? Не начнет ли он снова ехидничать, вспоминать Виктора, острить насчет его машины? Нет, он же извинился. И вообще — ради спасения сына все средства хороши.

Она начала рассказывать. Временами ее голос дрожал. Саша, чуть повернувшись на бок и опираясь на локоть правой руки, слушал, не перебивая.

— Я дам тебе эту сумму. Мне всегда нравился твой Славка, — проговорил он, когда она закончила рассказ. — Хороший парень. Ты, говоришь, осталось три дня?

— Уже даже меньше, — ответила она, чувствуя, как ее охватывает радостное волнение, и еще не до конца веря, что все может разрешиться благополучно. Неужели конец всему этому кошмару? Неужели она, наконец, сможет спать спокойно? Неужели на лицо се издерганного Славки вернется по-юношески беззаботное выражение?

— Но сначала ты ответишь на один вопрос.

Она знала — на какой. Вернее, догадывалась.

И угадала.

— Ты все еще с ним? С Витьком? — медленно проговорил он, стараясь не встречаться с ней взглядом.

«Как она должна ответить? Если скажет, что да — вдруг он психанет и заявит, что никаких денег не даст? А если он вообще поставит условие: вернуться к нему? Что ж, она даже не станет раздумывать. Сын — дороже».

Саша догадался, о чем она думала.

— Говори честно. Не бойся, я дам тебе денег — в любом случае.

В последнее время, особенно после ее звонков с просьбой о помощи, результатом которых явились с трудом выделенные им полторы сотни долларов, она чувствовала, что Виктор как-то отстранился, что ли, от нее. И в его взгляде появилось выражение некой затаенной настороженности — словно она сама была одним из вымогателей, а не их жертвой. И она впервые задала себе вопрос: а любит ли он ее так, как она его? Или она просто не хочет признаваться себе в том, что теперь их связывает только постель? И уже одно то, что такой вопрос возник, говорило: что-то у них пошло не так. Но… сказать сейчас Лемешонку об этом она не могла, потому что боялась: он расценит это как свой шанс и начнет звать ее к себе, а она — она не сможет полюбить его снова. Тем более теперь, когда он… Зачем давать ему напрасную надежду?

И она, не глядя на него, тихо проговорила:

— Да, я по-прежнему с ним.

Саша вздохнул. Его глаза потухли.

— Ну что ж… ладно, Света. А я — я по-прежнему люблю тебя. Уехал в Ирак, чтобы… забыть — не получилось. Хорошо, — уже другим тоном продолжал он, — эту сумму ты получишь в счет работы. Скажем, я плачу тебе двадцать долларов в день. Делим три тысячи сто восемьдесят долларов на двадцать — и получаем… — он прикинул в уме, сколько это может составить, и выдал результат: — Около ста шестидесяти дней. Так что придется тебе переквалифицироваться в профессиональные сиделки.

Он помолчал и добавил:

— При любом раскладе — умру я или выздоровею — деньги останутся у тебя. В первом случае там, надо полагать, они мне не понадобятся, а во втором… ну, будут считаться премией за твой ударный труд. Так что ничего возвращать тебе не придется.

Сашка полез в карман пижамы и достал оттуда пачку новеньких стодолларовых купюр. Протянул ей.

— Тридцать две. То есть три тысячи двести долларов.

— Но… Саша, а как же ты?

— Перебьюсь как-нибудь, — скромно ответил он.