— О Господи Боже, — пробормотал Джеймс, в ужасе косясь на младшего брата.

— Ты можешь отказаться, Нат, — заметил Пинкертон, — если считаешь, что это слишком опасно, — он проводил остатки бекона в последний путь и, усевшись у окна, поглядел на небо. — Слишком ветрено для воздушных шаров, чтоб его. Ни разу не видел такой бури, как вчера ночью. Выспаться удалось?

— Да, — ответил Старбак, пряча распирающий его изнутри азарт. Он уже было стал подозревать, что так никогда и не получит список вопросов, не вернется на юг и не увидит Салли или ее отца. По правде говоря, он скучал. И если уж быть совсем откровенным, больше всего он скучал в обществе своего брата.

Нет, Джеймс был хорошим человеком, настолько хорошим, насколько вообще может быть живущая на земле душа. Но темы его разговоров ограничивались едой, семьей, Богом и Макклеланом.

Попав к янки, Нат сперва опасался, что его лояльность Югу будет подвергнута проверке, а трепет перед звездно-полосатым флагом заставит забыть о сотрудничестве с мятежниками. Но вместо этого тоска, которую он испытывал, общаясь с Джеймсом, лишь мешала этой волне патриотизма его захлестнуть.

Кроме того, ему нравился собственный образ — изгоя в армии мятежников Старбак имел репутацию безрассудного отступника, и в самом деле мятежника. В этой же огромной армии с ее жесткой организацией он был всего лишь еще одним молодым человеком из Массачусетса, навеки связанным с ожиданиями своей семьи.

На Юге, подумалось Старбаку, он был волен определять, кем будет. Лишь он сам был волен ограничивать собственные амбиции. Но на Севере он всегда будет сыном Элияла Старбака.

— Когда? — со слегка неуместным энтузиазмом поинтересовался он.

— Сегодня, Нат? — предложил Пинкертон.

— Скажешь, что путешествовал, — Пинкертон и Джеймс состряпали легенду, объясняющую отсутствие Старбака в Ричмонде.

По легенде, Старбак восстанавливал силы после тюремного заключения, путешествуя по южным штатам Конфедерации, где его задержали плохая погода и опаздывающие поезда.

Пинкертон, как и Джеймс, разумеется, понятия не имел, что легенда эта никому была не нужна, а самому Нату требовалась лишь бумага Пинкертона, которую он доставит Ги Беллю, его могущественному заступнику в Ричмонде.

— Лихорадка, уложившая генерала в постель, хоть заставила его сфокусироваться на наших делах, — заметил чрезвычайно довольный Пинкертон. — Так что можешь передать эти вопросы своему другу.

Вопросы Макклелана, как и ложное донесение, данное Старбаку Ги Беллем, были зашиты в пакет из промасленной ткани. Старбак засунул пакет в карман. На нем был поношенный китель брата — объемный двубортный форменный китель синего цвета, который на стройном Старбаке висел мешком.

— Нам требуется многое узнать об обороне Ричмонда, — объяснил Пинкертон.

— Будет осада, Нат. Наши орудия против их земляных укреплений. Твой друг должен рассказать нам о самых слабых местах в их обороне, — Пинкертон обернулся к Джеймсу. — Джимми, хлеб свежий?

— Боже ты мой… — Джеймс, пропустив мимо ушей вопрос начальника, неверяще уставился на недавно полученный разворот «Ричмондского наблюдателя», лежавший у его тарелки. — Ну и дела, — добавил он.

— Джимми, хлеб?.. — предпринял еще одну попытку Пинкертон.

— Анри Ги Белль мертв, — произнес Джеймс, не обращая внимания на голодного шефа. — Ну и дела.

— Кто? — переспросил Пинкертон.

— Восемьдесят лет! Хороший возраст для нехорошего человека. Ну и дела.