Гораздо сложнее оказался вопрос о составе кружка.

Кого пригласить в кружок? Горячая дискуссия на льду

Иртыша концентрировалась главным образом около этой

темы.

Класс наш состоял из двадцати трех человек. Дух в

нем господствовал «радикальный», и число «развитых гим

назистов» было сравнительно велико. Все крепко стояли

Друг за друга, фискалов не было, и потому начальство

смотрело на наш класс очень косо, а инспектор Соловьев

даже считал, что подобный класс не может быть терпим

в гимназии. Мы с Олигером стали перебирать всех наших

товарищей и, в конце концов, остановились на пяти-шести,

которые вместе с нами двоими должны были составить

ядро кружка.

Здесь на первом месте стояли два брата Марковичи —

старший, Михаил, и младший, Натан. Они происходили из

довольно зажиточной еврейской семьи, связанной с мест

ным торговым миром. У них был двухэтажный дом в Ом

ске и большая заимка верстах в ста от города. Отец Мар

ковичей давно умер. Детей воспитывала мать — красивая

и изящная женщина большой интеллигентности, но мало

практичная и болезненная. Около нее постоянно вертелись

какие-то дяди и кузены, которые «помогали ей в делах».

Мне всегда казалось, что эта помощь обходилась вдове

155

Маркович в копеечку и оставляла звонкий металлический

след в карманах ее благодетелей. Дом Марковичей был

большой, уютный, хлебосольный, с большим количеством

мужской и женской молодежи разного возраста. В этот

дом можно было притти в любое время дня и ночи и быть

вполне уверенным, что тебя ласково встретят, обогреют,

напоят чаем, покормят, а если хочешь, то и дадут интерес

ную книжку для чтения, ибо вдова Маркович любила

литературу и имела обширную, культурно подобранную

библиотеку. Вдобавок, дом Марковичей стоял у самого

Иртыша, — это так ловко вязалось с катаньем на лодке, с

купаньем и другими развлечениями, естественно вырастаю

щими на берегах большой реки. Старший из братьев Мар

ковичей, Михаил, был несколько неподвижный, философ

ствующий еврейский мальчик, много читавший, развитой,

любивший смотреть «в глубь вещей». Младший, Натан,

был живее, практичнее, действеннее, но меньше читал и

еще меньше философствовал. В гимназии я был ближе с

Михаилом, который впоследствии стал адвокатом. В даль

нейшей жизни мне чаще пришлось сталкиваться с Ната

ном, ставшим доктором. В тот памятный день, когда мы

с Олигером на льду Иртыша набрасывали организацион

ную схему нашего кружка, братья Марковичи и их дом за

нимали почетное место в наших соображениях. Этот дом

должен был стать главной штаб-квартирой кружка.

Далее, мы решили включить в кружок того самого Го

голева, который явился исходным пунктом скандала на

уроке Михновского; Сорокина — несколько медлительного,

но развитого гимназиста из Семипалатинска, в дальнейшем

ставшего профессором медицины; Петросова — бойкого и

способного сына омского адвоката, и, наконец, Веселова—

крестьянского парня (теперь мы сказали бы «из кулацких

слоев»), обнаруживавшего редкие способности и резкую

оппозиционность. Мы долго обсуждали с Олигером еще

две кандидатуры — Михаила Усова и Коли Понягина.

Усов был первый ученик, много знал, много работал. Он

пользовался большим престижем в классе, но стоял как-то

в стороне от общественных интересов. Впоследствии из

Усова вышел крупный ученый-геолог, ставший одним из

корифеев сибирской науки.