— Ну, здравствуй… — промолвила она, теряя сознание, проваливаясь в спасительное забытье.

25

Все, что было потом, Акулина помнила, как в тумане. Мир стал похож на липкую вязкую паутину, из тенет которой она вырывалась на какое-то мгновение, чтобы потом снова провалиться в блаженную пустоту. Где не было никаких трупов. Мерзлой земли и ужасающего холода. Жара…Тело женщины горело каким-то диким огнем, будто она уже умерла, провалилась в ад, и черти поджаривают ее на горящем костре, но нет, в редкие минуты сознания мир оставался прежним, таким жестоким и непонятным, одиноким, каким и был.

Тряхнуло…Острая боль пронзила затылок. Именно, благодаря ей, она впервые пришла в себя. Повела вокруг помутненным взором, который вдруг уперся в спину Ганса, сидящего на козлах. Рядом пахло свежей землей. Акулина повернула голову направо и ужаснулась. Прямо ей в глаза смотрели мертвые зрачки деда Федора. Значит немцы все-таки сжалились над ней. Потерявшей сознание, загрузили в телегу и ее, и покойника. Телега качнулась, в ушах громогласным боем отзываясь цокотом копыт.

Жара…Женщина снова потеряла сознание от духоты, стягивающей ее пылающее огнем тело. Это наказание подумалось ей. За каждый проступок непременно приходит наказание…Она решилась тревожить мертвых в поисках своего свекра и теперь наказана! Но почему тогда наказание пришло в то время. Когда она еще жива? Или она уже мертва? На каком она свете? Мысли путались, обгоняли одна другую. Хотелось пить. Боже…Как же хочется пить. С мыслью о воде. Ей пришлось снова встретить черноту.

— Акулина! — на этот раз она очнулась от громкого голоса сестры. Повела воспаленными красными глазами, ища Анну. Та стояла на пороге дома Подерягиных. А рядом толкались Шурка с Колькой. Девочка испуганно хныкала, не понимая, почему дедушка лежит без движения, а мамка не обнимает ее. Колька совершенно во-взрослому хмурил брови, все больше и больше напоминая отца.

— Родные мои… — проговорила Акулина. Попыталась встать с телеги, но голова пошла вся кругом. Она покачнулась, чуть не упала, но была вовремя подхвачена Гансом.

— Родные…

— Идите в дом! — коротко приказал Анна, подталкивая своих племянников в хату. — нечего тут глазеть. Медленно подошла к телеге, рассматривая свою сестру и ее мертвого свекра.

— Нашла все же… — пробормотала она себе под нос. Рывком стянула Подерягина за руки с телеги. Окоченевшие синюшные ноги глухо клацнули о бортик.

— Помоги! Чего стоишь?! — воскликнула она Вилли, без слов понявшему ее. Фриц схватил деда Федора за ноги и потащил в хату. Там они его уложил на пол, накрыв первым попавшимся под руку одеялом. Следом Ганс вел Акулину, что-то говорившую сама себе.

— А с ней что? — кивнула Анна, окинув суровым взглядом сестру и сопровождающих ее немецких солдат. Приложила свою ладонь ко лбу и испуганно отшатнулась. Тело Акули пылало жаром мартеновской печи. Она тяжело дышала, а на лбу выступили крупные капли пота.

— Мамочка! — к ней бросилась Шурка и обхватила ее за ноги, пачкаясь о грязную, измазанную в земле юбку.

— А ну-ка, брысь на печь! — прикрикнула на детей Анна, видя краем глаза, как преодолевая робость и страх перед первой увиденной в своей жизни смертью под полог покрывало, которым был укрыт дед, заглядывает Колька.

— Мы уходим… — Ганс аккуратно положил Акулину на кровать, заботливо поправив растрепавшиеся волосы. Сказал по-немецки, но анна каким-то женским чутьем поняла, что он имел ввиду.

— Идите! — кивнула она, а потом выдавила из себя через силу:

— Спасибо за все!

Жара…Акулина простонала и затихла, потеряв сознание.