— Колька! — из-за занавески на печи выглянул племянник. — Беги к тетке Ленке, возьму с собой Шурку! Побудьте у нее, передайте, что и дед Федька, и Акулина нашлись!

Мальчонка тотчас же спрыгнул с печки и ловко начал одевать капризничающую Александру. Она не понимала. Что происходит, почему мама лежит на кровати? Почему не обняла ее, как обычно? Из-за чего дед Федька молчит и весь в земле изгваздался? Все это было слишком страшно и непонятно для детского организма. Она не хотела и не могла принять то, что называли взрослые суровой правдой, предпочитая оставаться в своем иллюзорном мире.

— Пойдем! — потянул ее за руку Колька, окинув их избу прощальным взглядом. Тетка Анька сидела за столом, обхватив голову руками. У порога лежал померший дед Федька. А мать бредила, бесконечно крутясь на кровати.

Через полчаса избу Подерягиных было не узнать. Калитка широко распахнута. Из дома веет терпким запахом ладан и плавящейся свечи. Во дворе несколько соседских мужиков пытаются выбрать подходящие доски для гроба. На крыльце сидит, тихонько подвывая, их соседка старуха Окулова. Вытирая платком красные воспаленные глаза.

— И что теперь делать? — спросила Анна у своих старших сестер, сидящих рядом с кроватью больной Акулины на стульях. Варвара и Елена прибежали сразу, как только до них добрался Николай с маленькой Шурочкой. Чуть позади них, кое-как одетый и обмытый со свечкой в сложенных на груди руках нашел свой последний покой дед Федька.

— Фельдшера надо б! — предложила Варвара, с тревогой всматриваясь в побледневшее, покрытое испариной лицо младшей сестры.

— Надо бы…Да только, где его взять-то? Немцы все в городе скрылись! Говорят, что наши скоро наступать будут. К обороне готовятся. Мой Винокуров недавно на станции был… — рассказала Елена, смачивая тряпку в холодном ведре с водой и накрывая ее лоб сестры. На секунду глаза Акулины открываются. Она что-то шепчет, но ничего не слышно. Губы отказываются подчиняться ей. Только по их слабому шевелению Анна соображает, что она просит воды.

— Воды ей надо!

— Бегом! — Елена бросается к другому ведру, щедро зачерпывая целый ковш.

— Куда! Куда! — ворчит Варвара. — Не лошадь же поишь!

Опомнившись, Елена переливает воду в металлическую кружку. Потрескавшиеся губы с благодарностью принимают питье.

— Спа… — и Акулина снова теряет сознание, будто и не было этого всплеска активности.

— Так что делать-то? — спросила, в который раз за сегодня уже, Анна.

— Больна она! Лихоманка ее бьет! — произнесла Варвара — самая старшая из сестер.

— А не дай Бог заразная… — подхватила Анна.

— Пусть дети пока у меня поживут! Им с моим Ванькой сподручнее будет перенести все это… — Елена кивнула на пол, где все еще лежал всеми забытый и одинокий мертвый дед Федор — бывший дворянин, кулак, погибший за советскую власть в войне с немцами. — Погодки они все-таки почти…

— А с Акулиной? С Акулей кто будет? — строго спросила Варвара.

— С ней буду я! — решила Анна — единственная из сестер, так и не нашедшая своего женского счастья и не вышедшая замуж. В ней не было легкости Елены, кротости Акулины, солидности и рассудительности Варвары, она была обычной женщиной, засидевшейся в девках, заботящейся о матери, много лет назад ослепшей из-за удара грозы.

— Вот и порешили… — встал со своего места Варька, проверяя, сколотили ли гроб для Подерягина их с Еленой мужья.

Когда гроб был готов, они не стали ждать положенных суток, оставляя мертвеца переночевать дома.