— И сущий во гробу жизнь даровав, — почти весело подхватил Гапон. И добавил: — А Рачковский, между прочим, говорил и об этом. Он сказал, что тебя от мести своих спасти очень просто. Для вида, говорил, мы его вместе с другими арестуем, месяца три подержим. И он — чист.

— А если вместе с товарищами повесят и меня? Тогда на твоей душе будет не только Черемушин, но и я — твой друг.

— Рачковский тебя не тронет! Клянусь!

— А если всё произойдёт по худшему варианту, как ты сам-то жить будешь, как с богом поладишь?

Гапон подумал немного и твёрдо ответил:

— Если тронут тебя, я застрелюсь, честное слово, но этого не случится. И бог ко мне уже давно милостив.

— А если я опубликую твоё покаянное письмо Дурново, в котором ты обливаешь помоями своих рабочих, как на это посмотрят рабочие и все честные люди?

— Ты не сделаешь этого! — выкрикнул Гапон.

— А если сделаю, перед тем как пойти на виселицу?

— Я объявлю тебя сумасшедшим — и делу конец. И вообще, дорогой Мартын, мы с тобой говорим о том, чего не будет. А наша с тобой реальность ясна и проста — мы получаем деньги и уходим в совсем другую жизнь, где нам гарантированы благосостояние и полная безопасность. И скажи мне, кого нам бояться? Общественного мнения? Да какая ему цена? Подумай, ещё недавно это мнение превозносило меня, а теперь об меня ноги вытирают.

— Ладно, оставим это, — примирительно сказал Рутенберг, — А что касается денег, то у тебя их получится поболее, чем у меня. Я же не забыл чек на пятьдесят тысяч франков, который ты показывал мне в Лондоне. Эти денежки, небось, в банк запрятал?

Гапон тяжело вздохнул:

— Ах, Мартын, Мартын, я те денежки ещё в Европе растряс, ты же видел, как я там жил, ни в чём себе не отказывал.

— А помнится, ты говорил, что эти деньги даны на революцию. И ты, брат, грешный человек, не менее меня грешен, так что будем мы с тобой по церквам вместе свои грехи замаливать.

Гапон рассмеялся:

— Я знал одного дьякона, который говаривал, что безгрешными бывают только последние дураки.

Огромным усилием воли Рутенберг подавил ярость и спросил:

— Ты знаешь, что предателю Тихомирову  царь подарил серебряную чернильницу?

— Ну и что? — беспечно спросил Гапон, видимо, обрадованный, что разговор уходит в другую сторону.

— Да ведь и тебе могут такую чернильницу поднести.

— Тоже в руку, — рассмеялся Гапон. — Снесу её в ломбард…

Вот тут Рутенберг одним прыжком очутился у двери в соседнюю комнату и сорвал замок.

Вбежали рабочие.

— Вот твои судьи! — крикнул Рутенберг.

Гапон вскочил, норовя успеть к входной двери, но его схватили, и он мгновенно был связан. И повешен.

В архиве охранки сохранялись два документа о смерти Гапона.

1. Протокол пристава 2-го стана СПБ уезда Недельского о найденном им в Озерках трупе:

VIII

«1906 года апреля 30 дня (т. е. спустя месяц после казни). Сего в 5 часов дня полицейский урядник Людорф доложил мне, что в Озерках на углу Ольгинской и Варваринской ул., на даче Звержинской, в пустой необитаемой даче, во дворе, сего числа усмотрен на втором этаже в запертой снаружи комнате повешенный человек. Прибыв совместно с помощником начальника СПБ губернского жандармского управления в СПБ уезде подполковником Кузьминым на место, я из расспроса дворника Николая Конского узнал, что 24 минувшего марта дачу эту нанял на лото один господин, назвавшийся Иваном Ивановичем Нутилиным, проживающим угол Чернышева пер.