Когда мамочка испускает ночью тихие ойканья, на следующее утро Райнер смотрит на отца так, что тот сразу же говорит, обращаясь к свидетелям: «Вы только полюбуйтесь на этот взгляд! Он же что угодно может сделать с собственным отцом»!

За завтраком Анна упрекает свою мать, что та исковеркала ей жизнь, а Райнер предрекает своему отцу, что лично он, Райнер, ему, отцу, жизнь еще исковеркает.

Райнер является натурой лидерской, что сразу же становится очевидным для всякого, однако никто не берет на себя труда вглядеться в него повнимательнее. Поэтому можно не сомневаться в том, что он станет вожаком, когда будет предпринято нападение с целью грабежа.

Все не сводят с него глаз, ожидая, что же он предложит относительно предстоящей акции. Софи больше всех не сводит с него глаз, и зарождающаяся симпатия перерастет в любовь. Следующий шаг— не подвергать любовь сомнению: она тут как тут.

Он лично постиг и познал ужас, — и в этом сила Райнера. Часто ужас приходит к нему в облике сна: Райнер ночью идет по улицам, с деревьев опадают листья, падают и засыпают его с головой. И когда он пишет стихи, побуждают его к этому либо книги, либо погода.

Сегодня в школе директорский день, значит, в виде исключения, уроков нет. Непривычно свободный день распадается на торопливо разбегающиеся по сторонам виды деятельности, в которых участвуют самые разные персонажи в самом разном и постоянно меняющемся составе. Райнер рано уходит из дому, держа путь в слесарную мастерскую и лелея намерение заказать дубликат ключа от отцовского футляра с пистолетом по дилетантски изготовленному восковому оттиску. Он не знает еще, зачем это делает, но, вероятно, намерен спрятать пистолет в безопасном месте, чтобы его папочка не застрелил насмерть его мамочку, о чем ей неоднократно было объявлено без сколько-нибудь достойных упоминания последствий. Только ведь как знать, как знать… Как бы то ни было, одно совершенно ясно: нет пистолета, нет и выстрела. Позднее Райнеру придется убедиться в том, что ключ не подходит совсем и не закрывает, ведь не было еще такого, чтобы что-нибудь, сделанное Райнером, срабатывало на сто процентов, за исключением тех случаев, когда речь идет о мозговой деятельности. Все дело в том, что Райнер — человек рациональный. Бог есть Богочеловек (Иисус), а вот Ханс — человек действия, которого нужно направлять. Он начинает думать лишь тогда, когда уже слишком поздно. Чаще всего он творит какие-нибудь глупости. Тут Райнер только еще жару поддает и отдает противоречивые приказы, которых никто не понимает и которые поэтому каждый выполняет по-своему, а не так, как подразумевалось.

Наполовину немая Анна идет играть камерную музыку, и при этом из-под ее пальцев может возникнуть светлый купол из звуков, которые столь редко в таком количестве могут пробиться наружу из ее уст. В голове ее мрак от абсолютно дурных поступков, только вот язык в настоящее время не очень-то повинуется воле. Анни худеет все больше, и «глаза ее пылают темным огнем на отмеченном печатью проклятия личике» — Ханс вычитал такую характеристику в одном весьма содержательном романчике, но иногда ужас охватывает, когда видишь всю безнадежность и отчаяние этого поколения в таких вот глазах, в которых словно бы нет дна, нет перегородки, и вся мерзость внешнего мира проникает прямо в мозг и производит там опустошительные разрушения.