Она почти не спала в эту ночь. Утром ее разбудила Кристина – она спешила на работу. Она была во всех отношениях полной противоположностью брату. Высокая, худощавая, с острым лицом, она говорила подчеркнуто громким голосом – отец часто пародировал этот голос. Но Линде она нравилась. В ней была какая‑то естественная простота, нежелание что‑либо усложнять. И здесь она отличалась от брата – тот повсюду видел проблемы. В личной жизни эти проблемы оказались неразрешимыми, а на работе он бросался на каждое новое дело, как рассвирепевший медведь.

Еще не было девяти, когда Линда поехала в Арланду[2] – хотелось побыстрее улететь. На первых страницах газет крупными буквами сообщалось об убийстве полицейского. Ей удалось попасть на двенадцатичасовой рейс на Мальмё. Из Стурупа[3] она позвонила отцу, и он за ней приехал.

– Весело было? – спросил он.

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Меня там не было.

– Мы говорили об этом ночью, если ты помнишь.

– Конечно, помню. Ты была не особенно вежливой.

– Я устала и расстроилась. Убили полицейского. Праздник испортили. Радоваться нечему.

Отец кивнул, но ничего не сказал. Он высадил ее на Мариагатан.

– Как дела с этим садистом?

Он поначалу не понял.

– Ну, с этим живодером? Горящие лебеди?

– Думаю, что кто‑то просто хотел порезвиться. В окрестностях озера живет довольно много народу. Кто‑то да увидел бы, если бы такое было на самом деле.

Курт Валландер поехал в полицию. Поднявшись в квартиру, Линда заметила у телефона записку от отца – накануне звонила Анна и продиктовала следующие слова: Позвони мне. Очень важно . Далее следовал комментарий отца, но Линда не сумела расшифровать его почерк. Она позвонила отцу по прямому номеру.

– Почему ты мне не сказал, что звонила Анна?

– Забыл.

– А что ты здесь написал?

– Мне кажется, она была очень взволнована.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал. Она была взволнована. Лучше всего, если ты ей позвонишь.

Линда набрала номер Анны. Сперва было занято, потом никто не ответил. Она подождала немного и позвонила еще раз – безрезультатно. В семь часов вечера, когда они с отцом поужинали, она накинула куртку, дошла до Анны и нажала кнопку звонка. Как только дверь отворилась, Линда поняла, что отец был прав. Анну было не узнать – лицо переменилось, глаза беспокойно бегали. Она втащила Линду в квартиру и захлопнула дверь.

Казалось, ей хотелось как можно скорее отгородиться от окружающего мира.

5

Вдруг Линде вспомнилась мать Анны, Генриетта.

Худая, почти тощая женщина с порывистыми, нервными движениями. Линда всегда относилась к ней с некоторой опаской – ей почему‑то казалось, что мать Анны похожа на хрупкую вазу, что она может разбиться от чересчур громкого голоса или от того, что кто‑то нарушит покой, который, как казалось, был для нее важнее всего на свете.

Линда помнила день, когда она впервые пришла к Анне домой. Ей было тогда лет восемь или девять. Анна училась в параллельном классе, и сейчас уже никто из них не мог бы сказать, почему их потянуло друг к другу. Потянуло, и все, подумала Линда. Кто‑то наверху набрасывает на людей невидимые веревочки и связывает их вместе. Так случилось и с нами. Мы были совершенно неразлучны, пока этот угреватый мальчишка не встал между нами, когда мы обе в него влюбились.

Исчезнувший отец Анны присутствовал только в виде выцветших фотографий.