– Кто же этого не хочет?

Он покачал головой:

– Не знаю. Мы все. Считается, что законы, по которым мы живем, исходят из недр народной жизни и защищают каждого. Но Ивонн Андер открыла мне и обратную сторону законов. Поэтому я и не могу ее забыть.

– Сколько лет прошло с тех пор?

– Пять или шесть.

Вдруг зазвонил телефон.

Он вздрогнул. Они поглядели друг на друга. Без четырех минут час. Он потянулся к висящему на стене аппарату. Линда с беспокойством подумала, вдруг это кто‑то из ее приятелей, не знающих пока, что она до сих пор не сняла отдельное жилье и продолжает жить с отцом. Отец назвал свое имя и стал внимательно слушать. Из его односложных вопросов Линда попыталась понять, что происходит. То, что звонит кто‑то из полиции, она поняла сразу. Но кто именно? Может быть, Мартинссон, или Анн‑Бритт Хёглунд. Что‑то случилось в Рюдсгорде. Валландер знаком попросил ее принести с подоконника ручку и блокнот. Он писал, прижав трубку плечом. Она прочитала из‑за спины – Рюдсгорд, поворот на Шарлоттпенлунд, Виксгорд . Мы туда ездили, подумала она, смотреть тот дом на холме, что ему не понравился. Он написал еще несколько слов: сожжен теленок, Окерблум . Потом повесил трубку. Линда уселась напротив.

– «Сожжен теленок». Что это значит?

– Я тоже хотел бы понять.

Он встал:

– Мне надо на работу.

– Что случилось?

Он нерешительно остановился в дверях. Потом надумал:

– Одевайся. Поедешь со мной.

– Ты видела начало, – сказал он в машине. – Теперь мы имеем дело с продолжением.

– Начало чего?

– Помнишь историю с горящими лебедями?

– Что, опять?

– И да, и нет. На этот раз птиц оставили в покое. Но, судя по всему, какой‑то сумасшедший вывел теленка из коровника, облил бензином и поджег. Крестьянин позвонил в полицию, сейчас туда поехал патруль порядка. Я попросил мне сообщать. Садист, мучающий животных. Мне это не нравится.

Линда всегда знала, когда отец что‑то скрывает.

– Ты не скажешь, что ты думаешь по этому поводу.

– Нет.

Он оборвал разговор. Линда не могла понять, зачем он взял ее с собой.

Они свернули с главной дороги, миновали по‑ночному темный Рюдсгорд и теперь ехали на юг, к морю. На развилке ждала полицейская машина. Они поехали за ней и скоро очутились на выложенном камнем дворе усадьбы под названием Виксгорд.

– А кто я? – спросила Линда.

– Моя дочь, – ответил он. – Никого не волнует твое присутствие. Если ты только не будешь корчить из себя кого‑то еще, кроме моей дочери. Полицейского, к примеру.

Они вышли из машины. Ветер выл и свистел в прогалах между строениями. С ними поздоровались двое полицейских из охраны порядка. Одного звали Вальберг, другого – Экман. Вальберг был сильно простужен, и Линда, боявшаяся инфекции, быстро отдернула протянутую для рукопожатия руку. Экман близоруко моргал. Он наклонился к ней и улыбнулся:

– Я думал, ты начнешь только через пару недель.

– Она тут за компанию, – сказал Курт Валландер. – Что здесь произошло?

По тропинке, где могла проехать разве что садовая тачка, они прошли в заднюю часть усадьбы дома, где виднелся новенький коровник. Фермер, стоявший на коленях около мертвого теленка рядом с кучей удобрений, был довольно молод, наверное, в тех же годах, что и Линда. Крестьяне должны быть пожилыми, подумала она. Я не могу представить себе крестьянина моим ровесником.

Курт Валландер протянул ему руку и представился.

– Томас Окерблум, – сказал тот.