Поискав глазами, она увидела в густой листве дятла, упорно выколачивающего свой виртуозный ритмический рисунок. Может быть, он составляет часть музыки Генриетты. Если я правильно поняла Анну, ни один звук не проходит мимо ее внимания. Дятлу, наверное, поручена партия барабана.
Она отвела взгляд от птицы‑ударника. Дальше путь лежал через огород – жалкий и запущенный, им, похоже, уже много лет никто по‑настоящему не занимался. Что я о ней знаю? – спросила себя Линда. И вообще, что я здесь делаю? Она остановилась, проверяя свои ощущения. В этот момент никакой тревоги она не чувствовала. Наверняка всему найдется объяснение. Она повернулась и пошла к машине.
Дятел вдруг перестал трещать и исчез. Все исчезает, подумала Линда. Люди и дятлы, время… я думала, что у меня его много, но оно утекает рекой, и плотину построить не удается. Она дернула себя за невидимые поводья и остановилась. Почему я повернула? Если уж взяла Аннину машину, надо хотя бы навестить ее мать. Никак не выказывая беспокойства, просто поинтересоваться, не знает ли Генриетта, где Анна. Может быть, она просто‑напросто поехала в Лунд. У меня нет ее телефона там, в Лунде. Вот я и попрошу Генриетту мне его дать.
Она опять повернула к дому. Дом был бревенчатый, белый, он утопал в розовых кустах. На ступеньке крыльца лежал кот и внимательно за ней наблюдал. Она подошла к дому. Одно окно было открыто. В тот момент, когда она нагнулась, чтобы погладить кота, из дома донеслись какие‑то звуки. Это, наверное, ее музыка, подумала Линда.
Потом резко выпрямилась и затаила дыхание.
Это была не музыка. Это был женский плач.
9
В доме залаяла собака. Линда испугалась, что ее застанут за подслушиванием, и поспешила позвонить в дверь. Дверь открыли не сразу. Генриетта удерживала за ошейник захлебывающегося лаем пса.
– Он не кусается, – сказала она. – Заходи.
Линда побаивалась незнакомых собак. Она нерешительно вошла в прихожую. Как только она переступила порог, пес тут же успокоился, словно она перешла какую‑то невидимую границу, за которой можно было уже не лаять. Генриетта отпустила пса. Линда смотрела на нее – она показалась ей еще меньше и худее, чем раньше. Что говорила Анна? Что Генриетте нет еще и пятидесяти? Ее тело казалось старше этого возраста, но лицо было молодым. Пес по имени Пафос понюхал ее ноги, отошел к своей корзине и вытянулся на полу.
Линда пыталась увидеть в лице Генриетты следы слез, но ничего не заметила. Поглядела в глубь дома – никого, кроме хозяйки, не было. Генриетта перехватила ее взгляд.
– Ты ищешь Анну?
– Нет.
Генриетта засмеялась:
– Слава богу. Сначала ты звонишь, потом приезжаешь. Что случилось? Не нашлась еще Анна?
Линду застало врасплох ее прямодушие, хотя оно и облегчало ее задачу.
– Пока нет.
Генриетта пожала плечами и проводила ее в огромную комнату, появившуюся в результате сноса нескольких перегородок. Это была и гостиная, и кабинет одновременно.
– Она наверняка в Лунде. Анна взяла за привычку прятаться там время от времени. Все эти теоретические науки у медиков ужасно сложные. Анна не теоретик. В кого она такая, понятия не имею. Ни на меня, ни, тем более, на отца не похожа. Наверное, только сама на себя.
– У вас есть ее телефон в Лунде?
– Не уверена, что у нее там есть телефон. Она снимает комнату. Но у меня даже адреса ее нет.
– Странно.
Генриетта сделала удивленную мину:
– Почему странно? Анна вообще загадочная личность. Если ее доставать, она может прийти в дикую ярость. А ты не знала?
– Нет. А мобильника у нее нет?
– Она из тех немногих, кто сопротивляется этому поветрию. У меня, например, мобильник есть. Я теперь даже не понимаю, зачем мне стационарный телефон. |