Он округляет глаза и отшатывается, точно от толчка в грудь.

– Дай мне еще один шанс, Богдана! Прошу тебя. Пожалуйста…

Неужели он думает, что может просить меня о чем то? После всего?

Богдан делает крошечный шаг вперед и протягивает руку к моему запястью, но так и не решается коснуться. Из толпы слышится крик:

– Богдана!

– Кто это? – спрашивает Богдан, оглядываясь.

– Мой парень.

Лицо бывшего любимого бледнеет, а в глазах гаснет последняя искорка надежды:

– У тебя есть парень?

– В это так трудно поверить?

– И кто он? Чем он лучше меня? – рычит Богдан, пытаясь скрыть очевидную обиду за стеной злости.

– Всем! Ему важны наши отношения, и он любит меня по настоящему. Он добрый, сильный и смелый. Его не волнует мнение окружающих, а только я и он. А еще… – выдерживаю театральную паузу, чтобы увеличить силу словесной пощечины, – что бы ни случилось, он выбирает меня. Нас! А не ведется на всякие…

– Богдана! – пространство разрывает громкий вопль, но на этот раз голос звучит выше и тоньше.

– Я тоже люблю тебя, готов на все! Теперь действительно готов! Я изменился, Богдана, ты должна мне поверить. Позволь доказать.

– Слишком поздно. Я счастлива, и мне не нужны твои доказательства, как и ты сам.

– Ты разбиваешь мне сердце, – произносит он, опуская голову.

Гоню прочь внезапно нахлынувшее чувство жалости. Он что, правда сказал это вслух?

– Ты сделал это дважды. – Я добавляю металлическую стружку в голос: – Я справилась, и ты тоже сможешь.

Богдан недоверчиво качает головой:

– Ты какая то другая.

– Да, я другая. Больше не та мямля Богдана, которая с удовольствием жертвовала собственными желаниями ради тех, кто плевать на нее хотел. Удивлен? Такой я тебе уже не нужна?

Богдан вновь вытягивает руку, а с его губ срывается сбивчивый шепот:

– Ты нужна мне. Только ты…

Сердце сбрасывает цепи, и его гневный стук отдается острой болью под ребрами. Делаю шаг назад, глядя в печальные серые глаза, которые когда то любила…

– Лисецкая! – раздается снова истошный крик.

– Лисецкая! Ну сколько можно?!

Легкая прохладная подушка падает мне на лицо, громкий топот по деревянному полу отдается в висках. Переворачиваюсь на бок, сжимаясь в комочек под одеялом, и изо всех сил стараюсь удержать нить сна.

– Богдана а а! Я сейчас нагребу снега с подоконника и напихаю тебе под одеяло. Я не шучу! – предупреждающе рычит Ася.

И она не шутит. Я знаю эту птичку уже два с половиной года, Ася Воробьева не бросает слов на ветер. Все ее угрозы обычно заканчиваются действиями и моими воплями. Как то раз она намазала меня клубничным вареньем, которое передала ее бабушка. С кожи оно легко отмылось, а вот с волос… А во время летней сессии Ася вытащила меня в коридор общежития прямо в одеяле и протянула метров десять. Шишка на затылке была размером с еще одну голову. И откуда в этой «полторашке» столько силы?

– Встаю встаю, – бормочу я и сажусь в постели, не открывая глаз.

Сон не отпускает. Я все еще вижу повзрослевшего Кота и ощущаю прилив гордости и удовлетворения от того, что сумела отшить его как следует.

Ася плюхается на кровать рядом, кладет ладони мне на плечи и легонько встряхивает:

– Чего ты там лыбишься? Неужто я выдернула тебя в самый неподходящий момент? А ну признавайся, маленькая извращенка!

Открываю глаза и смотрю на подругу из под нахмуренных бровей. Здесь только одна извращенка, и это не я.

– Ась, я легла спать в пять утра. Имей совесть.

– Сейчас уже семь пятнадцать, и нам пора в универ.