Он вздохнул:

    -  Да я знаю... Мне так и идти в хлюпающих сапогах? Голосок над его головой прозвучал задумчиво:

    -  Ты выглядишь таким простым, безобидным... что даже страшно. Ладно, рискнем. Сядь на тот пень, задирай ноги. Но если попробуешь перекатиться на спину, чтобы меня задавить, то это напрасно, уразумел? Я успею сдавить шею раньше. К тому же... меня не так просто задавить.

    Он покосился на загорелые ноги на своей груди. Под тонкой кожей с золотистым пушком чувствуются молодые сильные мышцы. Когда она ёрзала, устраиваясь на его плечах поудобнее, её ноги касались его щек, а когда он повернул голову, стараясь увидеть её хотя бы краем глаза, его губы упёрлись в нежное пахнущее травами колено, тёплое и словно бы светящееся изнутри.

    -  Как у тебя колотится сердце, - сказала она удивлённо. - Мою пятку просто подбрасывает!

    -  Это от страха, - объяснил он.

    -  Не боись, - успокоила она. - Я не стану грызть тебе голову. Чего её грызть? Голова как валун, литая! Мне нужно, чтобы ты носил меня по этому краю. Ручьёв слишком много, болота на каждом шагу... Тебе все нипочём, а я воды боюсь. Мне сверху видно всё, я хоть оленя, хоть кабанчика подстрелю. И тебе дам поглодать косточки, я ж всего оленя не съем!

    -  Косточки? - переспросил Мрак. - Гм... ладно, я люблю кости. Кстати, я тоже не зря ношу лук. Когда завидишь оленя, дай знак. Поглядим, кто быстрее всадит в него стрелу.

    Оленя первым учуял он. Хотел смолчать, пусть она заметит первой, но подходили все ближе, уже и олень поднял голову, тревожно принюхивается, вот-вот даст деру, а мавка все хвастается, какого хорошего коня отловила, разомлела на солнышке, уже и колени раздвинула, и Мрак сказал тихонько:

    -  Олень... Вон там, за орешником...

    Она вздрогнула, пробуждаясь от своих мавкячих дум. Ноги стиснули шею с излишней поспешностью, он снова ощутил обеими щеками её нежную кожу.

    -  Где?.. Ух ты, какой красавец!

    Он чувствовал, как она поспешно сорвала со своей узенькой спины лук. Над головой послышался едва слышный скрип сгибаемого дерева. Он схватил свой лук, наложил стрелу и выстрелил, почти не целясь, ибо над головой уже щелкнула тетива.

    Его стрела исчезла в зелени. По ту сторону затрещало, в стороне колыхнулись кусты, потом ещё и ещё. Когда он, побуждаемый мавкой, проломился через заросли, олень ещё бился, успев сделать всего три прыжка. Её стрела торчала в горле, а его стрела пробила левый бок.

    Её маленькая ладошка погладила его по уху.

    -  Присядь. Я разделаю зверя... Ты в самом деле стреляешь неплохо. Прямо в сердце! Но это случайно. Ты не мог его видеть. А я прямо в горло...

    Он присел, буркнул:

    -  Давай я сам. Это мужское дело. Если женщина разделает, то и есть будет противно.

    Над головой прозвенел серебристый смех.

    -  Я не женщина, чужеземец! Я мавка... Но разделай, если сумеешь. Только будь осторожен с ножом, если понимаешь, о чём я... Я успею сломать шею раньше.

    Он покосился на нежное колено, чувствуя сильное желание коснуться его губами. Сглотнул, пообещал осипшим голосом:

    -  Я буду осторожным.

    Оленя он и разделал, и жарил на углях, а мавка всё ёрзала в нетерпении и приговаривала:

    -  Ну, уже готово!.. Уже!..

    -  Ещё не уже, - сказал он. - Щас будет готово... Он сунул руку в мешок, мавка насторожилась, но он на ощупь выдрал из-под спящей жабы узелок, мавка распахнула глаза в великом удивлении:

    -  Соль?.