Рассказывай. Давай выкладывай мне все... что ты ей делал... Что она тебе делала...
Тут уже его черед говорить. Она требует все больше подробностей. Сама их добавляет.
- А так?
- Да.
- А так?
- Не так сильно.
- Ты что, стал неженкой?
Тон делался выше, сопровождавшие голоса звуки становились более точными.
Почти задыхаясь, ждал он облегчения, которое принесет ему конец.
- Послушай. Возьми его в...
Были моменты, как вот этот, когда у Жовиса возникло желание начать колотить в перегородку. Все его тело дрожало от нетерпения, нервозности, а также от негодования. И от страха. Только бы Бланш не услышала...
Женщина кричала от боли и от наслаждения - долгий вопль, от которого, должно быть, вздымалась ее грудь, и внезапно ему показалось, что он узнал глухой звук пощечины.
- Да. Да. Ударь меня еще.
Такого не могло быть. Нужно, чтобы это прекратилось. Он уже больше не понимал.
Крик делался все пронзительнее и внезапно вылился в нечто вроде рыданий.
Можно было поклясться, что она плачет, что теперь это уже просто девчонка, у которой горе. Ему было ее почти что жаль.
Мужчина, по-видимому, закуривает сигарету.
- Ну, получила что хотела? - иронизирует он не без нежности.
- Даже не один, а три раза. Думала, это не кончится.
- Виски?
- Без воды.
Звон бутылки о край бокала, булькающие звуки.
- Твое здоровье, Жан.
- Твое здоровье, самка.
Именно это слово в момент, когда оно было произнесено, больше всего волновало Эмилия. Никогда он сам не вкладывал столько понимания в свой голос, когда обращался к Бланш.
- Самка...
Правда и то, что он никогда не называл ее так, никогда не осмелится этого сделать. Впрочем, она и не поймет.
Те, за перегородкой, только что вместе погрузились в пучину. Теперь они едва из нее показались. С успокаивающей сигаретой в зубах он наливает в стаканы выпивку.
- Твое здоровье, Жан.
Она была покорной и усталой.
И он ей просто отвечает:
- Твое здоровье, самка.
Сегодня вечером - в свой третий вечер в Клерви - Жовис со стыдом ждал, напрягая слух.
Глава 3
Он несколько раз принимался дремать, не засыпая по-настоящему, вздрагивая, когда какая-нибудь машина проезжала или же останавливалась на авеню.
Тогда к нему возвращались ясность мысли, его воспоминания о предпоследней ночи - его первой ночи в Клерви, - и, вероятно из-за усталости, эти воспоминания искажались до того, что делались фантастическими.
Он также открывал для себя новые звуки в доме, далекие, приглушенные, которых он еще не распознавал, но которые в конце концов войдут в его мир, как привычные звуки улицы Фран-Буржуа.
Подъехала машина, спортивная, судя по тому, как она сделала разворот и резко встала перед домом. Хлопнула дверца. Чуть позже отворилась дверь, по всей видимости дверь в квартиру соседей, затем, после паузы, - другая дверь, еще одна дверь, на сей раз дверь спальни, где он теперь слышал шаги. |