Опираясь на результаты анализов своих экспертов, он пришел к выводу, что по целому ряду причин Советский Союз находится в таком же положении, и прямо заявил об этом Михаилу Горбачеву: «Мне нужно урезать расходы, а вам – направить их на другие цели». Русские позаботились о других странах, участницах Варшавского Договора, а Кормэк смог убедить НАТО, сначала немцев, затем итальянцев, потом малые страны и, наконец, англичан. В широком смысле слова условия были следующие:
В части наземных сил Советский Союз согласился сократить свою армию в Восточной Германии – потенциальные силы вторжения, направленные на Запад через Центральную Германскую равнину – наполовину (из имеющихся двадцати одной дивизии всех родов войск). Они будут не распущены, а отведены за польско‑советскую границу и не будут вновь введены на Запад. Кроме этого, Советский Союз сократит численный состав своей армии на 40 процентов.
– Ваши комментарии? – спросил президент.
Стэннард из Министерства Обороны, который, вполне естественно, опасался договора больше других, и пресса уже намекала на его возможную отставку, посмотрел на Кормэка.
– Для Советов смысл договора именно в этом, потому что их армия – это их важнейший институт, – заявил он, цитируя председателя Объединенного комитета начальников штабов, но не признаваясь в этом. – Для простого человека это выглядит фантастично, западные немцы уже так думают. Но дело обстоит не так хорошо, как кажется с первого взгляда. Во‑первых, СССР не может держать сто семьдесят семь дивизий, имеющихся у него на сегодняшний день, без активного привлечения своих южных этнических групп, я имею в виду мусульман, а мы знаем, что им страшно хочется распустить армию. Во‑вторых, что действительно пугает наших стратегов, так это не аморфная советская армия, а армия наполовину меньшая по численности, но профессиональная. Небольшая профессиональная армия гораздо более действенна, чем огромная и неумелая, то есть то, что они имеют сегодня.
– Но если она вернется в пределы СССР, она не сможет вторгнуться в Западную Германию, Ли, – возразил Джонсон, – если они решат вернуть войска в Восточную Германию через Польшу, то разве мы не заметим этого?
– Исключено, – заявил уверенно глава ЦРУ. – Кроме спутников, которые можно обмануть, маскируя грузовики и составы, у нас и у британцев, полагаю, слишком много агентуры в Польше, чтобы не заметить этого. Да и к тому же восточным немцам совершенно не хочется стать военной зоной. Возможно, они сами сообщат нам об этом.
– Хорошо, что мы теряем? – спросил Оделл.
– Какое‑то количество частей, не слишком много, – ответил Джонсон. – Советы выводят десять дивизий по пятнадцать тысяч солдат в каждой. У нас в Западной Европе триста двадцать шесть тысяч. Впервые после 1945 года мы сокращаем ниже уровня в триста тысяч. Двадцать пять тысяч наших солдат против ста пятидесяти тысяч русских – это хорошо, выходит шесть к одному, а мы надеялись на соотношение четыре к одному.
– Однако, – возразил Стэннард, – нам пришлось согласиться не задействовать наши две новые тяжелые дивизии, одну бронетанковую и одну моторизованную.
– Экономия средств, Юберт? – спросил президент мягко.
Он предпочитал, чтобы говорили другие, сам слушал внимательно, изредка комментируя по делу сказанное, а затем принимал решение.
– Три с половиной миллиарда долларов на бронетанковой дивизии и три миллиарда четыреста миллионов на моторизованной, – ответил он. – Но это всего лишь начальная стоимость, а после этого мы будем экономить триста миллионов долларов в год на содержании этих частей, потому что их не будет в природе. И теперь, когда мы отказались от программы «Деспот», мы на этом сэкономим еще семнадцать миллиардов, такова стоимость трехсот «Деспотов». |