Минут пять они курили, пили чай, пока не явился Громов, который принес с собой не папку с документами и не видеокассету, а компакт‑диск. Никушин вставил диск в приемный блок компьютера, и с полчаса контрразведчики изучали материал, представленный главным экспертом.

Речь шла об утечке новейших образцов оружия, разрабатываемых в военных лабораториях: гипноиндуктора многоцелевого переносного «Удав», именуемого самими разработчиками «глушаком», генератора боли, известного под названием «болевик», а также цифровых шифраторов, защищающих телефоны от прослушивания, микротелекамер в шурупах и шляпках гвоздей, замков, открываемых с помощью лазерного считывания рисунка сетчатки глаза или запахового индикатора, и прочей спецаппаратуры. Но главным, несомненно, были суггестор «Удав» и генератор нервных наводок. Это было уже второе поколение подобного рода оружия, не имеющего аналогов в мире. Первые действующие образцы «глушаков» и «болевиков» были испытаны в ФСК еще при генерале Ельшине.

— Вряд ли мы получим доступ к этим делам, — с сомнением сказал Холин. — Если сам министр не заинтересован в расследовании, никто не даст нам хода в святая святых.

— Министр подпишет разрешение.., в самое ближайшее время, — сказал Громов хрипловатым баритоном. — У него на хвосте висит «Чистилище», а эта организация работает не хуже старого «Стопкрима».

— Откуда вы знаете? — Холин задал вопрос вопреки желанию. Ответа он не дождался и продолжил с изрядной долей скептицизма:

— Но даже если это правда, руки у трех «К», по‑моему, слишком коротки для таких масштабов.

Глаза главного военного эксперта зло сверкнули.

— Увидим. И все же недопустимо, чтобы наши технологии распродавались столь нагло и открыто. Виновных необходимо не то что судить, а публично казнить! Чтобы другим неповадно было. Но боюсь, все будет спущено на тормозах, если дело об утечке отдадут в Главную военную прокуратуру. Мне известно, что практически все военные верхи коррумпированны. Любое дело, которое кто бы то ни было начинает с самыми чистыми и честными намерениями, оборачивается при нашей бюрократии обманом, воровством и кровью. Военная контрразведка тоже не без греха.., но, насколько мне известно, вы, господин генерал, не успели запятнать себя за те полгода, что сидите в этом кресле.

— Спасибо за оценку, — криво усмехнулся Никушин.

— Надеюсь, вы и дальше не уроните честь мундира. Мне, например, появление в вашей конторе грозит многими бедами, однако я пришел. Итак, ваше мнение?

— Мы начнем расследование, — сказал Никушин после длительного раздумья, прослыть нерешительным он не боялся. — По степени «четыре нуля». В конце концов, министр не имеет права говорить: «Государство — это я!» А я лично работаю не на него, а на закон.

Громов кивнул, встал.

— Оставьте материалы себе. Если понадобится, я свяжусь с вами, не надо искать меня ни по каким каналам. И по делу я могу проходить лишь как свидетель, да и то на завершающей стадии.

— Само собой разумеется.

Главный эксперт ушел — по‑спортивному подтянутый, деловитый, знающий себе цену. В кабинете некоторое время стояла тишина. Нарушил молчание секретчик:

— Не провокация ли это?

Никушин покачал головой.

— Нет, все правда. У меня есть кое‑какие данные по утечке, все совпадает. Но он, конечно, знает больше. И в связи с этим возникает одна проблема, для ведения следствия нужны профессионалы высочайшего класса, охотники, перехватчики.