Металлические блоки шестеренок, несколько кусков консолей вместе с рычажками и кнопками, два небольших экрана, длинные пуки проводов в диковинной вроде как бумажной изоляции со странной лаковой пропиткой. Еще там были странные длинные лампы, что чем-то напоминали те, что раньше стояли в старых советских телевизорах. Я боялся их не довезти, поэтому не пожалел тряпок и шкур для укутывания. Все это безногая девчонка, слезшая с кресла и почти упавшая на мои нарты, стащила, развязала и раскутала с удивительной быстротой.
Прихлебывая чай, делая неспешные затяжки табачной сладкой гадости, я наблюдал, не скрывая своего интереса. Я мысленно отмечал каждый предмет, что побывал в ее руках. Если по моей гипотезе Столп вешал свои «оценочные ярлыки» каждому из попавших в его зону влияния разумных существ — можно ли луковианцев назвать людьми? — то я вешал свои собственные ярлыки на каждый из доставленных и рассматриваемых сейчас Миленой трофеев. Я имел сейчас лишь крайне смутное размытое понятие о предназначении этого оборудования, но это и не играло роли. Мне была интересна ценность трофеев для жителей Замка. Вот что важно. Вот что сыграет свою роль в будущих торговых переговорах. Поэтому наблюдал я внимательно.
Как долго держала в руках?
Вертела? Сразу отложила? Отложила почему? Потому что штука малоценная или же не хочет заострять на особо ценном предмете мое внимание?
Заодно я узнал, что некоторые шестереночные блоки после небольших манипуляций раскладываются как книги, показывая все свои внутренности. И опять я увидел ожидаемое, хотя и странное — на шестеренках, в пазах и за винтами, имелись следы только начавшей оттаивать красной смазки. А вот чего я не ожидал, так этого того, что Милена нацепит на указательный палец левой руки что-то вроде наперстка и им с большим умением будет остатки красной смазки собирать и тут же тем же «вытирающим» движением о край помещать их в крохотную стеклянную баночку.
Красная смазка ценна.
Очень ценна.
Это абсолютная информация.
Красная смазка настолько ценная, что Милена собирает каждый ее оставшиеся меж шестеренок грамм.
Этого я не забуду. Я и сам уже понял, что в здешних технологических реалиях правило «не смажешь — не поедешь» работает даже не на сто, а на все двести процентов. Уверен, что эта красная жидкость присутствует и внутри разбившихся тюремных крестов. Просто она либо остается между кирпичных стенок обшивки, либо же еще горячей утекает на… куда? Да… на стылую землю, где быстро превращается в красный лед. Впитаться в промерзшую землю смазка точно не сможет.
Так… вот и новая внезапная догадка.
Если из таинственного Замка, бункера в бункере, имеется еще один выход наружу, и они устраивают пусть даже изредка экспедиции, то я знаю одну из их приоритетных целей в добыче.
Вслух я не сказал ничего. Зачем?
Я продолжил наблюдать и за следующие полчаса без всяких вопросов узнал куда больше, чем если бы спрашивал что-то и выпытывал. Человеческое лицо всегда что-то говорит тому, кто умеет замечать мелкие детали. Даже непроницаемое бесстрастное лицо скажет многое — на кой черт лепить каменную маску при виде дешевого металлолома? Значит есть что-то ценное. А когда Милена повернулась ко мне, небрежно накинув на нарты край шкуры, лицо у нее было именно такое — усталое, чуть разочарованное, но в целом без особых эмоций.
— Похлебки? — предложил я.
— Да — вдруг кивнула она, с легкостью возвращая себя в кресло-каталку — Немного похлебки, чаю и… сигареткой угости.
— Угощу — улыбнулся я, отодвигая от стола лишний сейчас стул.
Подъехав к столу, облокотившись о него, она принялась тщательно оттирать пальцы вытащенной из подвешенной к подлокотнику кресла тряпкой. Затем протерла сами обода и призналась:
— Всюду тащу за собой металлические опилки, пыль и прочую грязь. |