— Я помогу тебе, чем только смогу, поскольку считаю, что Шайдо держат тебя, не имея на это права. Ты не следуешь джи'и'тох. Я — следую. Если я позабуду свой долг и свою честь лишь потому, что так поступили Шайдо, это будет значить, что я позволяю им решать, как мне поступать. Я буду носить белое год и один день, а потом они освободят меня или я уйду сама, но я не откажусь от того, что принадлежит мне по праву. — Не сказав больше ни слова, Чиад повернулась и зашагала прочь, смешавшись с толпой гай'шайн.

Фэйли подняла было руку, чтобы удержать ее, но передумала. Она уже задавала этот вопрос прежде и получила тогда более мягкий ответ, а повторив вопрос вновь, она лишь оскорбила свою подругу. Следовало извиниться. Не потому, что Фэйли боялась лишиться ее помощи — Чиад в любом случае не перестала бы помогать ей, — но потому, что у нее был свой кодекс чести, хотя она и не следовала джи'и'тох. Нельзя оскорблять друзей и полагать, что ничего не случилось, или ждать, что те сами будут так считать. Извинения, однако, могли подождать. Нельзя, чтобы их видели вместе слишком долго.

Малден был процветающим городом, он производил хорошую шерсть и большое количество превосходного вина, но сейчас от него остались лишь развалины, обнесенные стеной. Только половина крытых черепицей городских зданий были каменными, остальная же — деревянными, и во время грабежа вспыхнул пожар. Вся южная часть города представляла собой груду обгорелых бревен, увешанных сосульками, — обугленные стены без крыш. Городские улицы, и мощеные, и немощеные, стали серыми от нанесенного ветром и втоптанного в снег пепла, и весь город пропах гарью. Вода была единственным, в чем Малден, по-видимому, никогда не имел недостатка, но подобно всем Айил, Шайдо весьма ценили воду и не умели бороться с пожарами. В Айильской пустыне было очень мало того, что способно гореть. Шайдо позволили бы огню сгубить и остальную часть города, если бы к этому времени не закончили грабить, и, немало сокрушаясь о напрасной трате воды, наконец-то подгоняя копьями, выстроили гай'шайн в цепочку с ведрами в руках и разрешили малденцам пустить в ход свои пожарные насосы. Шайдо могли бы вознаградить этих людей, позволив им уйти с теми, кого не сделали гай'шайн, но все мужчины, тушившие пожар, были молодыми и крепкими, как раз такими, какие им требовались. Шайдо соблюли некоторые правила относительно гай'шайн, отпустив беременных и женщин с детьми младше десяти лет, а также подростков до шестнадцати лет и городских кузнецов. Все эти люди были удивлены, но отнюдь не благодарны «милосердным» захватчикам.

Улицы загромождала мебель, здесь валялись большие опрокинутые столы, сундуки и кресла с богатой отделкой, иногда попадалась целая полка с битой посудой. Повсюду была разбросана одежда — куртки, штаны и платья, — большей частью изорванная в клочья. Шайдо хватали все, что было сделано из золота или серебра; все, украшенное драгоценными камнями; все, что можно было как-то использовать или съесть; но мебель, по-видимому, была вытащена на улицу в пылу грабежа и затем брошена, когда мародеры решили, что золотые украшения поверх тонкой резьбы не стоят их усилий. Айил никогда не пользовались стульями, разве что вожди, и в их фургонах и повозках не было места для тяжелых столов. Некоторые Шайдо еще бродили, обшаривая дома и гостиницы, в поисках чего-нибудь, что они упустили; в основном Фэйли попадались на глаза гай'шайн с ведрами. Города интересовали Айил только как сокровищницы, которые можно разграбить.