— Я ждала достаточно, — сказала Эгвейн, делая усилие, чтобы сохранить голос спокойным. Но боль все-таки придала высказыванию резкость. Возможно, Шириам решила, что ее следовало встретить уже в Совете.

Собрав плащ, она вышла на холод, накидывая его на плечи, и Морврин и двое сестер лишь мгновение колебались, прежде чем последовать за ней. Сопровождение ее в Совет выглядело как если бы они составляли ее свиту, но они должны были присматривать за ней, и она подозревала, что даже Морврин не терпелось услышать, что же скажет Акаррин и что из этого намерены слепить Морайя и остальные.

Ничего особенно сложного не предстоит, как надеялась Эгвейн, ничего такого, о чем думают Анайя и Мирелле. Если будет нужда, она попробует обратиться к Закону Войны, но даже если это будет успешно, правление согласно приказам имеет свои недостатки. Когда люди вынуждены подчиниться в чем-то одном, они всегда ищут возможности вывернуться в чем-то другом, и чем большему они обязаны подчиниться, тем больше лазеек для неповиновения отыщут. Это естественное равновесие, избежать которого нельзя. Хуже того, она поняла, насколько привыкаешь к тому, что люди вскакивают, когда она велит. Начинаешь воспринимать это как должное, а когда они перестают вскакивать — теряешься. Кроме того, с раскалывающейся головой (а она теперь раскалывалась, а не пульсировала) она готова накинуться на каждого, кто посмотрит на нее косо, и даже если это стерпят, ничего хорошего в таком поведении не было.

Солнце стояло прямо в зените, золотой шар в голубых небесах с рассыпанными белыми облаками, однако оно не грело, лишь отбрасывало тени и заставляло блестеть снег в тех местах, где он еще не был утоптан. Воздух был столь же холоден, сколь был у реки. Эгвейн не обращала внимания на холод, не позволяла ему коснуться себя, но лишь мертвец не заметил бы клубов пара от дыхания. Настало время полуденной трапезы, но возможности разом накормить такое количество послушниц не было, так что Эгвейн и ее эскорту приходилось пробираться через наплыв женщин в белых одеяниях, отпрыгивающих с их пути и делающих реверансы посреди улицы. Она шагала так быстро, что они миновали группы послушниц прежде, чем те успевали расправить юбки.

Идти было недалеко, и лишь в четырех местах потребовалось переходить через грязные улицы. Заходил разговор о деревянных мостиках, достаточно высоких, чтобы под ними можно было проезжать, но они бы придали лагерю постоянство, которого никто не хотел. Даже сестры, которые говорили о мостиках, не настаивали на их строительстве. Так что оставалось медленно шлепать по грязи, подбирая юбки и плащи, чтобы не прийти в грязи по колено. Наконец, когда они приблизились к Совету, остатки толпы исчезли. Вокруг палатки Совета, как всегда, было почти пустынно.

Нисао и Карлиния уже ожидали перед большим парусиновым шатром с обтрепанными боковыми завесами. Миниатюрная Желтая прикусила нижнюю губу и озабоченно смотрела на Эгвейн. Карлиния была воплощением спокойствия, глаза холодны, руки скрещены на груди. Если не считать того, что она забыла плащ, что на вышитой завитками кайме светлой юбки заметны пятна грязи, а темные кудри весьма нуждаются в расческе. Сделав реверансы, пара присоединилась к Анайе и двум другим, на небольшом расстоянии за Эгвейн. Компания что-то тихо бормотала, но обрывки, которые слышала Эгвейн, были совершенно безобидны — говорили о погоде или о том, сколько им пришлось ждать. По всей видимости, здесь не то место, чтобы они казались слишком тесно связанными с нею.