Всю дорогу до шестого этажа, до своих апартаментов, она бежала. По крайней мере она полагала, что это еще были ее апартаменты. Комнаты с балконом, выходящим на большую площадь перед Башней, прилагались к посту Хранительницы Летописей. В данный момент для нее было достаточно того, что у нее еще были комнаты. И какой-то шанс выжить.
Комнаты были по-прежнему обставлены доманийской мебелью, оставленной ее предшественницей, светлое в полоску дерево, выложенное перламутром и янтарем. Ворвавшись в спальню, она распахнула один из шкафов и рухнула на колени, распихивая платья, чтобы добраться до маленькой коробочки в глубине, коробочки не больше двух ладоней в длину, которая принадлежала ей много лет. Крышка коробочки была украшена резьбой, замысловатой, но грубой — ряды выступов различного размера, явно сделанные резчиком, обладавшим скорее большими амбициями, нежели мастерством. Ее руки тряслись, когда она несла ее к столу; поставив ее, она вытерла потные ладони о платье. Чтобы открыть коробочку, нужно было просто как можно сильнее растопырить пальцы и нажать одновременно на четыре выступа в резьбе, не похожих друг на друга. Крышка легко поднялась, и Алвиарин откинула ее, открывая свое самое драгоценное сокровище, маленьким свертком завернутое в коричневую ткань, чтобы вещь не гремела, если горничной вздумается потрясти коробку. Большинство слуг в Башне не отваживались воровать, однако «большинство» еще не значило «все».
Какое-то мгновение Алвиарин лишь смотрела на сверток. Самое драгоценное из ее сокровищ, вещь, дошедшая из Эпохи Легенд, но она еще ни разу не осмеливалась использовать ее. Лишь в самом крайнем случае, сказала ей Месана, при самой отчаянной необходимости, — однако какая необходимость могла быть более отчаянной, чем сейчас? Месана говорила, что эта вещь может выдержать удары молота, не сломавшись, но она разворачивала ткань так бережно, как если бы это было хрупкое украшение из дутого стекла. Перед ней был тер'ангриал, сверкающий красный жезл не толще ее указательного пальца, абсолютно гладкий, не считая нескольких тонких линий, врезанных в поверхность извилистым пересекающимся узором. Обняв Источник, она прикоснулась к этому узору тонкими, как волос, потоками Огня и Земли в двух местах, где линии пересекались. В Эпоху Легенд в этом не было необходимости, но то, что называли «постоянными потоками», более не существовало. Мир, где почти все тер'ангриалы могли использовать люди, не способные направлять Силу, казался странным, за пределами ее понимания. Почему это было дозволено?
Сильно нажав большим пальцем на один конец жезла — только Единой Силы было недостаточно, — Алвиарин тяжело опустилась в кресло и откинулась на низкую спинку, глядя на вещь, которую держала в руках. Дело сделано. Теперь она чувствовала себя пустой — огромным пустым пространством, где страхи метались во тьме подобно огромным летучим мышам.
Вместо того чтобы вновь завернуть тер'ангриал, она засунула его в поясной кошель и поднялась лишь затем, чтобы запихнуть коробку обратно в шкаф. До тех пор пока она не будет знать наверняка, что находится в безопасности, она не расстанется с этим жезлом. Но после этого ей не оставалось ничего, кроме как сидеть и ждать, покачиваясь взад и вперед, зажав ладони между коленей. Она не могла заставить себя прекратить покачиваться, как не могла прекратить тихие стоны, вырывавшиеся у нее сквозь сжатые зубы. Со времен основания Башни ни одна сестра не обвинялась в том, что она принадлежит к Черной Айя. О, отдельные сестры подозревались в этом, и время от времени Айз Седай умирали, чтобы не дать этим подозрениям зайти слишком далеко, но дело никогда не доходило до официальных обвинений. Если Элайда открыто говорит о плахе палача, это означает, что она близка к тому, чтобы предъявить ей обвинение. Очень близка. Некоторым из Черных сестер пришлось также исчезнуть, когда подозрения становились слишком очевидными. |