Полагаю, я не буду ждать, когда мне выдадут новый журнал, чтобы рассказать, в конце концов, о другом пациенте. С матерью моей дочери происходили те же самые вещи. То есть до того, как она забеременела. В один момент она могла идти по комнате мне навстречу, а в другой — просто пропадала прямо у меня перед глазами. Я обыскивал весь дом, но нигде не находил ни следа ее. Это повторялось шесть раз. Шесть чертовых раз. Зачастую она появлялась спустя несколько минут. Но однажды она вернулась только через два дня.

Каждый раз я спрашивал, где она была, как она так пропадала. Каждый раз она, рыдая, она отвечала одно и то же: она отправлялась в прошлую версию себя. Какое-то путешествие во времени. Я знал, что это было не возможно, но она продолжала настаивать. Я просил у нее доказательств, но у нее их не было.

Из-за нее я взялся за это дело. Я хотел понять ее, помочь. О, как же я ее любил. И до сих пор люблю. Я не могу скрывать это, хотя и стоило бы. Я так ее подвел. Только раз ей удалось почувствовать себя нормальной — во время девяти месяцев беременности, пока она носила мою дорогую девочку. А после мне не выдался случай ей помочь.

Руки Мэри Энн тряслись, переворачивая следующую страницу отцовского журнала. Она и Райли стянули его из рабочего кабинета, пока ее отец спал, положив голову на клавиатуру компьютера. Он заснул, просматривая свои записи об Эйдене, или точнее «Субъекте А», так что им пришлось вытаскивать их из-под его головы. То, что он хранил их здесь, и их так легко было достать, было удивительным, но тем самым доказывало, как много эти записи для него значили… или, возможно, как часто он их перечитывал.

Мэри Энн до сих пор сидела, погрузившись в чтение. Тошнота накатывала на нее все сильнее. Сначала термин Субъект А смутил ее, но потом она поняла, что так ее отец сохранял тайну личности Эйдена. Даже в его собственном журнале. Но она понимала, что речь идет об Эйдене и о том, что он перенес… о печали, которую ее отец испытывал по поводу странных сомнений в болезни мальчика… о том, как ее отец писал о ее матери, как если бы она была мертва к этому времени, говорил о ней исключительно в прошедшем времени — все это не укладывалось у Мэри Энн в голове.

В то время, когда он вел этот журнал, ее мать была жива и здорова и заботилась дома о Мэри Энн. И почему он не мог позволить кому-то узнать о своей любви к ней, его собственной жене? Может быть, в этой истории было что-то, чем некоторые мужья и жены не очень гордятся?

Все еще дрожа, Мэри Энн продолжила читать…

1 марта

Мой второй сеанс с Субъектом А.

После вчерашней драки все пациенты находятся в каком-то буйном состоянии. Кажется А сказал одному пациенту, что он умрет в этот день от вилки в горле. Этот пациент пришел в бешенство и напал на А. Те, кто из больных в тот момент находился рядом, тоже полезли в драку. Медицинскому персоналу пришлось вмешаться, чтобы остановить дерущихся и обколоть их успокоительным. Когда участников растащили, все увидели пациента, которому А предсказывал смерть. Он лежал на полу, с вилкой вонзенной глубоко в горло и в луже крови.

Все, что нам известно — А этого не совершал. Ему удалось выскользнуть из этой толчеи, и он сидел, скрючившись и прижавшись к стене боком. А в это время другой пациент, обхватив вилку рукой, пытался воткнуть металлические зубцы все глубже. Совершил ли этот пациент умышленное убийство из-за слов Эйдена? Хотя как Эйден мог знать, что этот парень спрятал вилку в рукаве? Мог ли он вообще знать об этом и надеяться, что именно так все произойдет, как он описывал? Спровоцировал ли он это событие?

Когда я задал Эйдену эти вопросы, он ничего мне не ответил.