Он еще не чувствует, что жена беременна. Только понимает, но не чувствует. Еще нет живота, и у Рады — никаких особенных

проявлений  беременности,  кроме  быстрой  усталости  с  нечастым  головокружением.  И  все  равно  каждый  раз,  когда  его

взгляд  невольно  или  намеренно  задерживается  на  ней,  горит  внутри  осознание,  что  в  эту  самую  минуту,  секунду,  как  он

смотрит  на  нее,  происходит  что-то  очень  важное.  Происходят  бесценные  и  неповторимые  изменения  —  в  ней  растет  его

ребенок.

***

Рассеивается  ощущение  чуда,  то  самое  чувство  чего-то  недосягаемого,  что  одолевает  будущих  родителей  лишь  первые

месяцы беременности. Малышка уже пинается и толкается, всячески давая о себе знать, но это не чудо и не волшебство —

это жизнь от приема до приема, от УЗИ до УЗИ, от анализов до анализов, угроза прерывания беременности и постоянная

сохраняющая терапия. Неусыпный контроль врачей и страх, что вдруг пойдет что-то не так.

Каждый месяц, день, час — борьба за маленькую жизнь, которая становится для обоих смыслом существования.

Гергердт отвез бы жену за границу, устроил в хорошую клинику, доверив лучшим специалистам, но Раде запрещают летать,

поэтому он не мог рисковать, нарушая запрет врачей. Остается только надеяться на местных эскулапов.

—  Валера,  чего  ты  потом  обливаешься,  когда  кондиционеры  на  всю  мощность  работают?  У  меня  уже  спина  инеем

покралась, а ты все потеешь и потеешь, — посмеивается Гергердт над помощником. Он у них теперь частый гость. Артём

переложил на него все дела, какие только мог, чтобы самому не оставлять жену в одиночестве и отлучаться из дома как

можно реже.

Иванов тяжело выдыхает, стирая каплю пота с виска и пряча носовой платок в карман брюк.

— Думаю.

— Ох, тяжела ты, шапка Мономаха! Плохо подумаешь — мало будет денег, хорошо подумаешь — много будет денег. Жаль,

что денежки из воздуха не берутся, да?

— Это точно, — подтверждает Валера, опустошая стакан с минеральной водой.

— Ладно, дуй в банк, потом отзвонишься.

—  Уже  ушел. —  Валера  собирает  разбросанные  по  столу  документы  и  сует  их  в  кожаный  портфель.  Поднимает  глаза,

растягиваясь в доброй улыбке. — Добрый день.

— Привет, Валера, — ответно улыбается Рада и сдерживает зевок, прикрыв рот ладонью. — Ну, и пока, наверное…

— Да, я уже ухожу. Как у вас дела?

— Замечательно. У тебя?

— Просто прекрасно. Всего доброго.

— И тебе.

Они  обмениваются  вежливыми  фразами,  и  Иванов  уходит.  Гера  провожает  его  до  двери,  дает  несколько  указаний,

возвращается на кухню к жене. Она, устроившись за столом, ест рисовый пудинг.

— Поспала?

— Валялась, валялась, но так и не заснула. Не могу что-то.

— Не дает? — присаживается на соседний стул, придвигается ближе и кладет руку на округлый живот жены, сразу чувствуя

резкой толчок в ладонь.

— Нет, буянит сегодня. Чем-то она сегодня недовольна.

— А может, наоборот, веселится, радуется?

— Может быть, — устало улыбается Рада.