Зато теперь, говорили они, их право ловить рыбу в озерах Алона более уже не будет подвергаться сомнению. Они настаивали на том, чтобы согласиться с внезапным изменением русла ручья, но их более упрямые противники категорически отказывались иметь дело с «этими мошенницами». Главный Молочник Мейюна произнес прочувствованную речь о том, что каждый дюйм этой драгоценной земли полит кровью сыновей и внуков Мея и освящен звездным плащом Тарв. И его речь полностью перевернула результаты голосования.
Жители Мейюна столь же мощной взрывчатки не изобрели, но всегда ведь легче заставить ручей бежать по старому руслу, чем заставлять его следовать новым, искусственно созданным путем. Горожане работали с дикой, небывалой энергией под охраной лучников и копейщиков и за одну ночь вернули Алон в прежнее русло!
Никакого сопротивления им оказано не было; на берегах Алона не пролилась ничья кровь, ибо Совет Матерей Гьюя, уже склонившийся в пользу мирного решения, запретил своим воинам нападать на жителей Мейюна. И вот, стоя на восточном берегу Алона, не встретив ни малейшего сопротивления и уже чуя победу, Главный Молочник вскричал: «Вперед! Сокрушим приют этих мерзких проституток! Покончим с ними раз и навсегда!» И тут, по словам очевидца, голоса лучников и копейщиков Мейюна слились в едином крике, и они, ведя за собой толпу горожан, пришедших передвигать Алон в прежнее русло, ринулись через луг шириной в полмили прямо к стенам Гьюя.
Им удалось ворваться в город, но городская стража была готова к вторжению, да и сами горожане сражались как тигры, защищая свои дома. Примерно через час был убит Главный Молочник — маслобойку емкостью в сорок пинт сбросила из окна прямо ему на голову какая-то разъяренная домохозяйка. Утратив своего идейного вожака, жители Мейюна стали в беспорядке отступать назад, к Алону. Но там они сумели перегруппироваться и храбро защищали ручей до наступления ночи, но потом их все же оттеснили на тот берег, и им пришлось укрыться в стенах родного города. Войско и жители Гьюя не предприняли ни малейшей попытки войти в Мейюн. Они вернулись назад и снова всю ночь копали и закладывали взрывчатку, чтобы направить Алон по новому руслу.
Известно, что любовь к мощным средствам разрушения легко переносится по воздуху, подобно опасной заразе, так что и жители Мейюна, естественно, вскоре научились делать такую же взрывчатку, как у их соперников. Необычным тут, пожалуй, было лишь то, что ни один из городов не решился использовать эту взрывчатку в качестве оружия. Короче говоря, войско Мейюна под предводительством военачальника, получившего новое звание Главного Сапера, направилось к ручью и, заложив изрядное количество взрывчатки, уничтожило дамбу, перекрывавшую старое русло Алона. Ручей устремился прежним курсом, а войско вернулось в Мейюн.
Тогда Совет Матерей Гьюя, исполненный жажды мщения, тоже направил свою гвардию под предводительством Верховного Инженера на берег Алона, где и была произведена весьма хитроумная закладка новых зарядов, которые в итоге, заблокировав старое русло, заставили Алон ринуться по новому пути.
И с этих пор территориальные претензии обоих городов выражались почти исключительно взрывами различной мощности. Было убито немало людей, воинов и простых горожан, погибло немало коров, поскольку технологические усовершенствования приводили к тому, что в воздух взлетали все большие количества земли вместе со всем, что на них в данный момент находилось, но никогда смертоносные заряды не использовались преднамеренно с целью уничтожения людей — как, скажем, наши противопехотные мины. Нет, единственной великой целью Мейюна и Гьюя было заставить ручей Алон течь так, как хочется им.
Почти сто лет два города-государства отдавали большую часть своих сил и средств, дабы эта цель все же осуществилась.
И в итоге ландшафт данной местности изменился до полной неузнаваемости. Когда-то зеленые луга плавно спускались здесь к заросшим ивняком берегам ручья с каменистыми стремнинами, в чистых заводях которого водилась форель. |