Что же касается города Гьюя, то и о его создании имелся весьма занимательный миф, в котором говорилось об одной девушке по имени Гью, которая как-то теплой летней ночью уснула прямо на поле своего отца. Бог Балт увидел ее с небес и как бы между прочим овладел ею. Проснувшись, Гью страшно рассердилась. Она не желала мириться с подобным «правом первой ночи» и заявила, что немедленно расскажет обо всем жене Балта. Чтобы ее умилостивить, Балт пообещал, что она родит ему сто сыновей, и они станут основателями великого города, который будет построен на том самом месте, где Гью утратила свою девственность. Вскоре — и гораздо быстрее, чем это казалось возможным, — Гью действительно обнаружила, что беременна, и, еще больше рассердившись, отправилась прямиком к жене Балта, богине Тарв. Но Тарв не сумела изменить того, что натворил ее супруг; она лишь кое-что исправила, и в положенный срок Гью родила — но не сто сыновей, а сто дочерей. Девочки быстро выросли и, став весьма предприимчивыми молодыми женщинами, основали город на месте той фермы, что принадлежала их деду по матери. Они правили в этом городе долго и весьма успешно, так что и после их смерти город Гьюй продолжал процветать.

К несчастью, западная граница земель, принадлежавших отцу Гью, проходила прямо через ручей Алон, до которого дотянулся восточный край звездного плаща Тарв.

Жители Гьюя и Мейюна долго спорили о том, кому принадлежит этот клочок земли у ручья шириной менее полумили. И потомки Мея, и потомки Гью предъявляли свои права на эту землю; одни утверждали, что она завещана им богиней Тарв, другие — что Балтом. Но и сами божественные супруги никак не могла прийти к общему мнению по этому вопросу.

Балт поддерживал потомков Гью и не желал слушать никаких возражений. Он же обещал девушке, что ее потомки будут владеть этой землей и править этим городом? Значит, так тому и быть, хотя Гью и родила ему не сыновей, а дочерей.

Тарв была гораздо больше склонна соблюдать правила честной игры. К тому же она явно не испытывала никаких теплых чувств к многочисленному потомству ста дочерей-бастардок ее ветреного муженька, так что сказала Балту, что одолжила Мею свой плащ до того, как он, Балт, изнасиловал эту несчастную Гью, так что Мей имеет преимущественное право и на эту землю, и на этот ручей.

Балт посоветовался со своими внучками, и те сказали, что участок земли к западу от ручья Алон всегда считался собственностью отца Гью и его предков, и так было, по крайней мере, лет за сто до того, как Тарв одолжила Мею свой звездный плащ. То, что плащ случайно занял часть земель, принадлежавших отцу Гью, было, по всей вероятности, простой оплошностью со стороны Мея, и город Гьюй готов простить ему эту оплошность, если город Мейюн заплатит небольшую репарацию — шестьдесят волов и десять золотых слитков. Один из этих слитков они превратили бы в листовое золото и покрыли им алтарь храма Балта Всемогущего. И распре был бы положен конец.

Тарв ни с кем советоваться не стала. Она сказала мужу, что ее слова о том, что городу Мейюну будут принадлежать все те земли, которые покроет ее звездный плащ, означали именно это, не больше и не меньше. И если жителям Мейюна так уж хотелось покрыть золотом алтарь в храме Звездной Тарв (что они сделали уже давно), то это их дело; на ее решение это никак не влияет, ибо ее решение было основано исключительно на божественной справедливости.

Вот тут-то оба города и взялись за оружие; и в последующих событиях боги Балт и Тарв не играли уже никакой значимой роли, хотя их то и дело страстно призывали на помощь и жители Мейюна, и жители Гьюя.

В течение двух-трех последующих поколений спор продолжал тлеть, и временами жители Гьюя совершали вооруженные вылазки на противоположный берег ручья, в те земли, на которые они предъявляли свои права. Берег ручья длиной примерно в полторы мили служил постоянным поводом для раздоров. Ручей Алон напоминал скорее небольшую речку — ярдов тридцать в ширину в наиболее мелком месте и гораздо уже там, где его бег сдерживали берега футов пять высотой.