|
Да и безобидный совсем. Может, даже немного чокнутый. Льюис кивнул. - Да, вышло даже лучше, чем я предполагал. Я просто шатался по окрестностям, и иногда люди со мной разговаривали. Мне, кстати, и женьшень удалось найти, правда немного. Особенно я подружился там с одной семьей, с Фишерами. Они живут ниже по реке, а ферма Уоллиса стоит на возвышенности у крутого берега. Причем живут они там почти столько же, сколько и Уоллисы, но занимаются соврем другими делами. Фишеры всегда охотились на енотов, ловили рыбу - зубатку и гнали самогон. В моем лице они, видимо, нашли родственную душу. Я был столь же беспечен и склонен к безделью, как они сами. Я им даже помогал с самогоном: и гнать помогал, и пить, а пару раз и продавать. Ходил с ними ловить рыбу, охотился, разговоры разговаривал, и они показали мне несколько мест, где искать женьшень - "шань", как они его называют. Наверно, для социологов эта семейка - золотое дно. У Фишеров есть дочь - глухонемая, но очень хорошенькая, - так вот она умеет заговаривать бородавки... - Мне это все очень знакомо, - отозвался Хардвик. - Я сам родился и вырос в горах на юге. - Они-то и рассказали мне про сенокосилку. Я выбрал денек, отправился в дальний конец пастбища Уоллисов и произвел кое-какие раскопки. Нашел лошадиный череп и кости. - Но тут вряд ли докажешь, что это лошади Уоллиса. - Пожалуй, - согласился Льюис. - Однако я нашел еще и обломки косилки. Осталось от нее не так много, но определить, что это такое, все же можно. - Давайте вернемся к истории Уоллиса, - предложил Хардвик. - После смерти отца он остался на ферме. И никогда ее не покидал? Льюис покачал головой. - Инек живет в том же самом доме. Там абсолютно ничего не изменилось. И похоже, дом состарился ничуть не больше, чем его хозяин. - Вам удалось побывать в доме? - В доме - нет. Только возле дома. Сейчас я и об этом расскажу. Глава 3 В его распоряжении был час. Льюис знал это совершенно точно - последние десять дней он следил за Уоллисом с хронометром в руках, и от того момента, когда тот выходил из дома, до возвращения с почтой каждый раз получалось около часа. Иногда чуть больше, когда почтальон опаздывал или они останавливались поговорить. Но час, говорил себе Льюис, - это все, на что он может твердо рассчитывать. Уоллис скрылся за холмом, направляясь к каменистой гряде, что поднималась над отвесным берегом реки Висконсин. Там он, зажав винтовку под рукой, заберется на скалу и остановится, задумчиво глядя на дикую долину реки. Затем спустится по камням вниз и пойдет по лесной тропе, вдоль которой в положенное время года цветка розовые "башмачки". А оттуда - снова вверх по холму к роднику, что выбивается из земли чуть ниже старого поля, непаханного, может, уже сотню лет, потом дальше, до почти заросшей дороги и вниз к почтовому ящику. За те десять дней, что Льюис наблюдал за ним, его маршрут не менялся ни разу. Возможно, он не менялся годами. Уоллис никогда не торопился. Прогуливался он с таким видом, словно времени у него было хоть отравляй. Останавливался по пути, чтобы пообщаться со своими давними знакомыми, с деревом, с белкой, с цветком. Выглядел Уоллис крепким, здоровым, да и во всей его повадке еще чувствовался бывалый солдат - старые привычки и маленькие хитрости, оставшиеся с тех суровых лет, что он провел в боях под началом многих полководцев. Подняв голову и расправив плечи, Уоллис всегда двигался легкой походкой человека, познавшего в свое время долгие изнурительные переходы. |
