— Пойдемте, — сказал я Мэри-Кэтрин. — Я покажу, где вы будете жить.

Нам понадобилось добрых двадцать минут, чтобы избавить эту каморку от ненужного хлама.

Когда я притащил постельное белье, Мэри-Кэтрин уже аккуратно раскладывала свои вещи по ящикам старого шкафа.

С минуту я разглядывал ее. Ей было лет тридцать, и в ней ощущалась некая добрая деловитость — хорошее качество для той работы, которую она вызвалась исполнять.

— Нона, случаем, ничего вам не говорила о размерах моей семьи?

— По-моему, она сказала «целый выводок детишек».

— А «целый выводок» — это сколько? В ваших краях?

— Пять?

Я покачал головой и ткнул большим пальцем вверх: прибавьте.

— Семь?

Я повторил тот же жест и увидел, как в глазах у Мэри-Кэтрин мелькнул испуг.

— Ну не десять же? — сказала она.

Я кивнул.

— Подтирать себе попки они уже умеют. Вообще ребятишки отличные. Однако, если вам захочется сию же минуту сбежать, я вас винить не стану.

— Десять? — недоверчиво повторила Мэри-Кэтрин.

— Единичка и ноль, — улыбнулся я. — И еще, если собираетесь работать у нас, называйте меня Майком. Или идиотом, если вам так больше нравится. Но только, прошу, не называйте мистером Беннеттом.

— Хорошо, Майк, — ответила Мэри-Кэтрин.

Покидая ее, я обратил внимание на то, что паническое выражение, похоже, прилипло к ее лицу надолго.

Спустившись вниз, я забрался в свою постель, однако мне не спалось. Я вдруг вспомнил, что завтра состоятся похороны Кэролайн Хопкинс — еще одно печальное обстоятельство, которым можно было занять голову хоть на всю ночь.

Около часа я пролежал в темноте, стараясь не проникаться жалостью к своей персоне. Ведь не мое же тело истерзано страшной болезнью. Не я посвятил тридцать восемь лет жизни тому, чтобы помогать людям, а в итоге тридцать девятого года уже не увижу.

А потом я заплакал. Все мое стальное самообладание разбилось вдребезги, и от меня попросту ничего не осталось.

Поначалу я всего-навсего согласился со смелой идеей Мейв: нам нужно усыновить кого-нибудь — или удочерить. После того как выяснилось, что своих детей у нас быть не может, я понял, что готов сделать все, о чем попросит Мейв, лишь бы она была счастлива.

Однако после появления Джейн я решил, что, пожалуй, и хватит. Трое детишек, да еще и в Нью-Йорке? На мешок с деньгами я как-то не походил.

Но Мейв смогла доказать мне, что и в доме нашем, и в сердцах найдется место еще для одного ребенка. После Фионы и Бриджет я выпучивал глаза всякий раз, как Мейв упоминала об очередном несчастном младенце, о каком ей случилось услышать, и спрашивал: «Что, еще одна соломина на верблюжью спину?»

«Но ведь и у верблюда есть сердце», — думал я, лежа в темноте и ощущая, как по моим щекам катятся слезы.

И как мне теперь справляться со всей этой оравой? Старшие ребятишки скоро станут подростками, а младшие… И только я один буду в ответе за их жизнь и будущее.

Тут я услышал, как отворяется дверь в мою комнату.

— Пик-пик, — произнес тоненький голосок.

Крисси. Каждое утро она приходила в нашу спальню с пустой мисочкой, изображая голодную зверушку, которую нужно покормить.

Крисси, шлепая по полу босыми ногами, подошла к кровати.

— Маленькой Пик-Пик не спится, — сообщила она.

— Большому Пику тоже, — ответил я.

Она не спала с нами с двух лет, и я собрался было отправить девочку обратно в ее постель, но затем откинул одеяло и сказал:

— Давай-ка в гнездышко, Пик, быстро!

И пока Крисси устраивалась рядом со мной, я вдруг понял, что мои дети — это никакое не бремя.