А уж попасться в милицию за попрошайничество и нарушение общественного порядка на вокзале — это просто верх самоубийственного кретинизма! Если бы об этой истории стало известно по месту работы, то вывод дисциплинарной парткомис-сии не сулил бы Георгию Кривонищенко ничего хорошего: либо пьян был, либо просто дурак. И еще неизвестно, кем лучше было оказаться. С работы, может, и не уволили бы одномоментно, тем более что Кривонищенко являлся «молодым специалистом» и трудовое законодательство охраняло его право на труд, но историю эту ему припоминали бы еще долго. Она непременно всплывала бы при любом перемещении по служебной лестнице и напоминала бы о себе многие годы. Проще было сразу самому себе осиновый кол забить в сердце (необходимое уточнение для тех, кто не застал живую КПСС: партийные комиссии по дисциплинарным вопросам при парторганизациях влезали в дела даже тех людей, которые не являлись членами партии и формально были ей неподотчетны. Просто вмешательство это осуществлялось опосредованно — через секретаря комсомольской организации)…

История с задержанием на вокзале была для Георгия Криво-нищенко крайне нежелательна и даже опасна еще и потому, что он постоянно имел при себе финский нож, тот самый, что оказался в конце концов найден на настиле в овраге (напомним, что отступившие от палатки туристы располагали именно «финкой» Кривонищенко, а не Колеватова, которая осталась в палатке, где и была найдена в марте 1959 г. Причем ножны от финского ножа Колеватова были обнаружены на месте постановки палатки весной, после того как сошел снег. К этому в высшей степени любопытному факту — раздельному нахождению ножа Колеватова и ножен от него — мы еще вернемся в свое время!). Особо следует подчеркнуть, что в те годы «нож финского образца» — это потенциальная статья за хранение холодного оружия.

Итак, давайте проведем небольшую реконструкцию и попытаемся понять, как же объективно выглядела ситуация на вокзале в Серове глазами сержанта транспортной милиции, задержавшего Георгия Кривонищенко. 24 января 1957 г. в 7 часов утра некий молодой мужчина начинает приставать к окружающим «с шапкой наперевес», распевая «Из-за острова на стрежень» или нечто в этом духе, требуя денег «на конфеты» и явно паясничая. Человека призывают к порядку, просят угомониться — тот никак не хочет успокоиться, в итоге следует привод в помещение милицейского пикета и… При личном обыске молодого человека (обязательном и неизбежном при любом задержании!) выясняется, что тот имеет при себе «финку» без номера и разрешения органов внутренних дел на ношение. А это в чистом виде статья 182 Уголовного Кодекса РСФСР 1926 г. (с дополнениями от 1933 и 1935 гг.), которая в то времени звучала дословно так: «Изготовление, хранение, сбыт и ношение кинжалов, финских ножей и тому подобного холодного оружия без разрешения Народного комиссариата внутренних дел в установленном порядке — [влечет] лишение свободы на срок до пяти лет с конфискацией оружия». Само же противоправное деяние, выразившееся в приобретении и ношении «финки» без разрешения территориального органа внутренних дел, по классификации той поры определялось как «нарушение правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и порядок». О как! Именно поэтому умудренные опытом урки предпочитали тогда носить в карманах не ножи, а стамески и молотки, ибо таковые считались не «оружием», а «инструментом». Как говорится, почувствуйте разницу, цена этой разницы формулировок — 5 лет за колючей проволокой! Именно поэтому Александр Колеватов озаботился получением в отделе милиции разрешения на право владения и ношения «ножа финского образца». Ибо всего один привод в милицию с ножом — и репутация летит коту под хвост.