— Так вам не пенсию… Ну хорошо, мамочка. Проконсультируйтесь с другими специалистами, к невропатологу сходите. На учет я вас ставить пока не буду. А адрес, если что, вы знаете.

Из кабинета Алина вышла расстроенная. Все пошло не так, как она планировала. Врач не врач — молодая девчушка. Инвалидность какая-то. И опять никакого официального диагноза. Сама-то Алина уже не сомневалась, что у Вовы не что иное, как аутизм. Но ведь Семен сказал, что без официальных документов он ей не поверит. А получить этот диагноз конкретно и официально, похоже, ей не удастся никогда. Впрочем, оставался еще прием у Юшкевич.

Алина заехала домой и оставила Вову с няней. Будучи беременной, она планировала, едва родив, взять для малыша круглосуточную няню, а самой вести прежнюю жизнь. Но все эти кормления, вставания по ночам да и просто нахлынувшая беспросветность полностью отбили у нее охоту к общественным мероприятиям. Она даже краситься заставляла себя с трудом. Редкие попытки выйти из дома только ухудшали состояние. Как ни старалась она отвлечься, все равно каждые пять минут звонила домой, узнавала, как там Вова, плачет или спит, играет или, может, хочет есть. Стремилась как можно скорее оказаться в родных стенах. Она злилась за это на саму себя и на сына, но по-другому никак не получалось. Конечно, няню она наняла, но тут выяснился один нюанс: очень трудно заниматься личными делами под присмотром чужого человека. Когда Олеся, так звали няню, приходила и занималась ребенком, Алина спокойно не могла ни понежиться в ванной, ни валяться полуодетой на диване, поэтому постепенно помощь Олеси свелась к прогулкам: она заматывала Вову в теплую кофту и комбинезон, клала в коляску и уходила гулять на пару-тройку часов. Только когда Вова спал на прогулке и никого не было дома, Алина могла заниматься собой. Правда, занятия эти сводились обычно к одному — рухнуть в кровать и уснуть.

Когда Вова пошел в садик, Алина вообще планировала отказаться от услуг няни, но и это не получилось. Абсолютно здоровый малыш, ни разу не чихнувший до полутора лет, после первой же недели в садике жестоко заболел бронхитом. Так и повелось: неделю он ходит в сад, три недели болеет. Олеся осталась на подхвате. Когда Алина бросила кормить грудью, жить ей стало полегче, теперь она могла иногда ходить на фуршеты и пить шампанское. Вот сейчас она даже мысленно похвалила себя за предусмотрительность: за всю беременность и кормление она не выкурила ни одной сигареты, не выпила ни одного бокала вина, методично выполняла все предписания врачей. И наследственность у нее была хорошая. Что бы там ни случилось с Вовой, ее вины в этом не было — в этом Алина была абсолютно уверена.

Теперь путь Алины лежал в Вовин садик. Надо было отдать им эту несчастную справку из психдиспансера, раз уж они ее так просили. Воспитательница отправила ее к медсестре, которая схватила справку обеими руками, прочитала и быстро убрала в стол. Потом она отперла огромный жестяной шкаф.

— Так, так. Сейчас найдем ваши документы.

Она нервозно перебирала папки, а Алина, ничего не понимая, уставилась на нее:

— Зачем нам документы?

— Ну как же, как же… Мы сейчас вам все отдадим: и медкарту вашу, и сертификат прививочный, вам же в спецсаду они понадобятся обязательно.

Алина поняла, что опять совершила промашку.

— Как так? Прямо сегодня? И как мы попадем в коррекционный сад?

— Ну, как обычно: встанете на очередь в роно, когда ваша очередь дойдет, вам позвонят.

— А сейчас-то с кем мне Вову оставлять?

— А с кем он в данный момент?

— С няней, — растерянно прошептала Алина.

— Ну, вот с няней и посидит пока, — медсестра довольно и широко улыбнулась. — Не волнуйтесь, все у вас будет в порядке.