— Господь, может, обо мне и не помнит, — запальчиво бросил Шванвич. — Да я-то сам о себе не забываю. Быстро же вы скинули со счетов мои услуги, оказанные в Роп...

Гетман стремительно вскочил с дивана и, прежде чем гость договорил до конца, сунул ему одну из трубок прямо в рот.

— Вот, покурите пока, любезнейший. Табак успокаивает нервы.

От неожиданности Шванвич поперхнулся и закашлялся. Он сроду не брал трубку в зубы.

— О каких услугах идёт речь? — между тем продолжал Разумовский с прежним спокойствием. — Я вас впервые вижу. После переворота у меня полон дом просителей, и каждый, заметьте, каждый талдычит мне о каких-то несуществующих заслугах перед Отечеством или передо мной лично. Мало ли что вы себе внушили, сидя в крепости. Ведь вы все эти дни и ночи провели в крепости, не так ли?

Шванвич почувствовал, что его подловили. Имеющееся алиби не позволит ему ни при каких условиях припереть Разумовского к стене. В лучшем случае шведа почтут сумасшедшим, помешавшимся от страха и горя из-за потери императора. Какие сантименты! А ведь в Петерштадте были такие, кто действительно плакал о Петре всё это время.

— Вам лучше оставить свои опасные фантазии, — вкрадчиво сказал гетман. — И не такое может померещиться под арестом. Я понимаю, несколько суток ожидать расправы — сильное потрясение. С чего вы взяли, что я обещал вам Глухов? Зачем поминаете Ропшу? Убийство совершил Орлов, об этом все говорят. Он и его друзья теперь ищут, на кого бы свалить вину. Вам здесь не нужно задерживаться. Поезжайте спокойно в Симбирск, где, бог даст, найдёте свою семью. Они уже отбыли. — Разумовский выразительно посмотрел в лицо собеседнику, давая понять, что упомянул про семью недаром. — Мальчик у вас толков и умён. Жаль будет, если...

Кирилл Григорьевич не договорил. Да и надо ли было договаривать? Шванвич только разевал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, да хлопал круглыми бесцветными глазами. Его обставили по всем позициям. Обманули. И самое страшное, что он никому ничего не мог сказать, не изобличив самого себя в убийстве. Нет уж, ему лучше помолчать. Но, чёрт возьми, как его крепко провели!

— У меня на родине есть такая поговорка, — хмыкнул Разумовский, — не садись с чёртом кашу есть, у него ложка длиннее.

Двое подошедших адъютантов подхватили незваного гостя под локти и вывели на улицу.

— Ступай, брат, — хлопнул один из них шведа по плечу, — пока их сиятельство добрый и не приказал задать тебе батогов.

Шванвич, пошатываясь, побрёл прочь. Лучшее, что он мог предпринять, это убраться поскорее из Петербурга. А что будет дальше, посмотрим. Швед имел мстительный характер и крепкую память.

Глава 12

КОЗЁЛ ОТПУЩЕНИЯ

Голштинцев выпустили не случайно. Могли бы ещё подержать пару недель, пока волнения, вызванные смертью императора, не улягутся. Теперь же в столицу, готовую заняться пожаром новых стычек, выплеснули полторы тысячи недовольных.

Подавленные, небритые, голодные голштинцы бродили по улицам, прося подаяние, чтоб вернуться на родину. Их жалкий вид вызывал сочувствие горожан и разговоры о бессердечии правительства. Почему было не взять доставку несчастных в Германию на казённый счёт?

— Сама немка, а своих не жалеет! — слышалось повсюду. — Где ей нас-то дураков жалеть?

— Стерва. Гулящая баба. Мужа уходила, да с его же убийцами и блудит.

— Сына-то, сына жалко. Бедный мальчик. При покойном отце да при такой матери кем он вырастет? Ведь она его от престола оттолкнула. По правде как должно быть? Сыну за отцом наследовать. При чём тут баба?

Такие разговоры сменили недавний восторг. Улицы гудели, и везде, где собиралось больше двух человек, беседа неизбежно сворачивала на одно и то же: эка нас одурачили!

За несколько дней поток к гробу Петра Фёдоровича заметно вырос.