Изменить размер шрифта - +
Я часто ездила туда за лекарствами для мамы. Она лечилась у гомеопата… А вот и «Форум», но он не функционирует, похоже, там ремонт. Зато аптека на месте, я хотела зайти внутрь, но передумала. Зачем? На другой стороне Садового кольца когда-то был хозяйственный магазин, теперь там обувной. Я перешла поверху сначала Садовое кольцо, потом и проспект Мира. Так. Книжный, кажется, и раньше здесь был, но в этот час он еще закрыт. Дальше торгуют сигарами, кафе-мороженое Баскин-Роббинс… Когда-то в Москве ходила легенда о том, что московское мороженое самое вкусное в мире. Тогда я в это верила. Но потом мне довелось пробовать мороженое в самых разных странах, и я решила, что это была просто патриотическая легенда…. Интересно, какое сейчас в Москве мороженое? Есть ли еще эскимо, фруктовое в бумажных стаканчиках? Но вот автоматов с газировкой, похоже, уже нигде нет…

Внезапно из-за дома выскочила девчонка лет шести, как-то воровато огляделась, словно ища, куда бы спрятаться. И тут же за ней выбежала пожилая женщина в куртке, накинутой поверх халата.

– Мура! – взвизгнула она. – Мура, не смей убегать, все папе скажу!

– А вот и не скажешь! – топнула ногой Мура. – Не скажешь!

– Немедленно домой!

– Ну, бабушка! – приготовилась реветь Мура.

– Я кому сказала!

Женщина схватила внучку за рукав и поволокла куда-то.

Мура! Как я могла забыть о Муре? Боже мой… Мура, моя родная тетка, мамина младшая сестра… Сколько же ей лет сейчас? Наверное, уже под шестьдесят. А жива ли она? Мне она и тогда казалась старой, ей было под сорок, когда я уехала… Я тогда возненавидела всех, кто так или иначе подталкивал меня к отъезду, а их было много и все желали мне добра, в том числе, конечно, и Мура…

– Дура ты, Динка, будешь жить как белый человек! Без очередей, без этого постоянного унижения из-за любого пустяка… Я вот еще молодая, красивая, а чтобы быть прилично, только прилично одетой, как мне приходится мудровать, сколько времени тратить… – твердила мне тогда Мура.

И вдруг я поняла, что безумно, до головной боли хочу ее видеть. К черту, к черту все, возьму сейчас такси и поеду к ней. Хотя, конечно, не факт, что она живет по старому адресу… Да и жива ли она вообще?

Мне Мура всегда нравилась, да что там, я ее просто обожала и втайне мечтала быть похожей на нее. Как она нравилась мужчинам, как умела покорять их… Большеглазая, темноволосая, статная, она лепила правду-матку в лицо, если кто-то ей не нравился… У Муры постоянно были какие-то романы, вокруг нее кипели страсти, вечно кто-то с кем-то дрался, кто-то кому-то угрожал, одним словом, мне, девчонке, казалось, что Мура живет полной жизнью, в отличие от мамы, которая после ухода отца словно завяла, да так и не ожила больше, стала медленно, но верно умирать… Но это было потом, а в детстве Мура вечно врывалась в наш дом и, заперевшись с мамой, изливала ей душу, а та даже с некоторой завистью, как мне иногда казалось, говорила: «Ох, и поблядуха ты, Мурка, ох и поблядуха!» В устах мамы, изысканно-интеллектуальной женщины, это звучало странно, как-то простонародно, что ли, и мне казалось: эта интонация – что-то вроде занавесочки, которой мама пыталась прикрыть свою женскую зависть… Хотя завидовать по всем маминым меркам было нечему. Мура не была замужем, у нее не было детей…

Я вышла на проезжую часть проспекта Мира и подняла руку. Почти сразу ко мне подкатила машина.

– На Шаболовку довезете?

За рулем старенького «Москвича» сидел такой же старенький человек.

– Как поедем? – скрипучим голосом осведомился он.

– Все равно.

– Ох, люди говорят «все равно», а потом начинают: почему так едешь, а не иначе.

Быстрый переход