Я… убежала. Не могла сегодня, только вот добралась до города.
Аж самой реветь захотелось.
– Да… бедолага, – посочувствовала Яра, – тебя-то хоть не тронули?
– Не, не успели. Я убежала. А мать убили.
– Да ты что?
Я кивнула и отвернулась, чувствуя, что слезы уже на пороге. Впрочем, поплакать в такой ситуации не вредно – только вот неловко все равно.
– Ладно, тебе чего дать-то на два талона?
Я взяла хлеба, разливного молока – это дешево, банку тушенки. Лучше было сухарей взять, на дольше бы хватило, но что-то очень мяса хотелось. Яра мне все взвесила, налила молоко в пластиковый пакет. Потом сказала.
– Ты ведь у Ворона была, в ГСО, да?
– Ну да, но это давно уже.
– Так-то ты не прогуливаешь, нет, – Яра будто вслух задумалась, – не пьешь, не ширяешься…
– Какое… меня мать бы убила.
– Ну ладно, иди, – Яра кивнула, – и вот что. Если у тебя с Карабасом что-то не выйдет… ты ко мне зайди еще раз, лады?
Надо было опять же быстро идти в цех, но я первым делом выпила все молоко и заела куском хлеба. Вот так, после еды я нормальный человек, в глазах не темнеет, желудок не сводит. Разве что тяжесть в животе. Теперь можно и к Карабасу идти.
На нашем участке этого мастера ненавидели все. Основным методом работы он считал ор. Как раскроет пасть, как начнет орать! А потом штрафы распределяет – кого талонов лишит, кого выходного, и все из-за любой ерунды. Нравилось ему чувствовать себя главным, и чтобы его все боялись, хотя сам он был плюгавенький, низенький, с черными усиками, и вообще похож на мутожука. Меня трясло, когда я его видела. Его дежурство превращало смену в сплошной стресс – проходя мимо, он никогда не удерживался от замечаний.
Но что поделаешь? Именно сегодня дежурит он. Значит, с ним и объясняться.
Дверь цеха отползла автоматически. На Заводе – не то, что в городе, тут все современное, шикарное, сплошная автоматика. Я прошла через «предбанник» и сразу увидела свое рабочее место. Оно прямо у входа: там робот стоит, который запечатывает металлические ящики. А вот переставить их на погрузчик не может: вагонетки едут с разных сторон, вставлять надо в пазы, причем размеры их не одинаковые. Тут соображать надо, робот нужен слишком дорогой, а наши хозяева не рвутся закупать, да и зачем, если есть такие, как я? Которые ставят ящики в ячейки погрузчика, быстро соображают, как подойти, да с какой стороны взяться. Здесь я и работала последние несколько месяцев.
И сейчас мой участок не простаивал. На нем трудился незнакомый паренек. Еще моложе меня вроде бы. Но крепкий. Работал хорошо, без устали – энергично нагибался, ящики хватал играючи, переносил на погрузчик.
Я ни разу этого паренька не видела. И это мне не понравилось.
– Кузнецова? – я подскочила, услышав свою фамилию. По обыкновению, Карабас подобрался неожиданно, – ты что здесь делаешь?
– На работу пришла! – крикнула я, чтобы перекрыть шум цеха.
– Посмотри, сколько времени! – Карабас постучал по собственному комму на запястье.
Потом махнул мне рукой, и мы вышли в преддверие цеха. Здесь потише, можно нормально разговаривать.
– Господин мастер, – заканючила я, используя заготовленные фразы, – я не прогуливаю! У меня уважительная причина есть… На нас напала банда, мою мать убили! Я смогла убежать и только вот сейчас до города добралась.
– Меня не интересует, – холодно прервал Карабас, – ты уволена, Кузнецова. Ты уже уволена, поняла?
– Но господин мастер…
– Тебе не ясно? Меня не интересуют твои излияния, причины, слезы, сопли. Ты не явилась на работу – на твое место взяли другого человека. |