Изменить размер шрифта - +

Необычность нашего подхода к управлению состояла в том, что поселок Светлый в Тюменской области мы строили быстро и целиком. Мы специально не хотели сдавать ничего, пока бы не сделали все в комплексе. Наш главный тезис был такой: создать условия жизни в Сибири, приравненные к условиям крупного европейского города. Поэтому мы и начали с кафе, придумали незамерзающие тротуары, все это отлично укладывалось в нашу концепцию.

К Новому году мы построили первых шесть домов — двухэтажных, восьмиквартирных, а также временную паропреобразовательную установку, чтобы подать тепло. Поскольку мы не собирались заселять туда посторонних, так как объект полностью еще не был завершен, то сами переселились туда из вагончиков,

Вдруг оказалось, что приблизительно этого, построенного нами, количества метров, не хватает тресту для выполнения годового плана, а это всегда было связано с огромными премиальными. Трест давил на нас, мы сопротивлялись, как могли. Но потом выяснилось, что и главк не выполняет плана из-за того, что трест не выполняет. А главк — это уже несколько трестов...

Но мы не могли сдать дома без надежного энергоснабжения! У нас работала только временная электрическая станция, была еще издыхающая аварийная. Настоящая ЭС была в семи километрах от нас, в газопромысле Пунга, от нее к нам должны были провести кабель, но этого никак не происходило.

На нас наседали теперь уже и трест, и главк. И внутри, между нами, разгорелись споры— соблюдать принцип или идти на поводу у обстоятельств. Начались не только морально-идеологические, но и производственные конфликты. Чтобы сдать дома, их все-таки нужно было завершить, то есть обязательно доделать в соответствии с нормами приемки. Необходимо было благоустройство, нужно было, как минимум, разобраться с канализацией. Пока мы там жили, канализация не работала, все просто вылетало в окно, что сказалось весной. Но так далеко, как до весны, мы никогда вперед не смотрели.

Однажды к нам приехала какая-то девица — журналистка из Москвы — и задала вопрос:

— Все у вас продумано, все хорошо: по шесть человек живут в полувагончике, по двенадцать — в вагончике... Скажите, а как у вас девушки подмываются?

Мы, разинув варежки, смотрели друг на друга, потому что ничего об этом не знали и никогда об этом не задумывались. Очень много было таких противоречий между комсомольской романтикой, нашими высокими идеями и прозой жизни, которая преследовала нас каждый день.

В итоге перед нами поставили вопрос ребром: или, или. Мандриченко, наш идеолог, уступил. Он объяснил это тем, что тысячи людей из-за нашего упрямства останутся без денег. Я был в корне не согласен. И это привело нас к страшной драке. Я на всю жизнь запомнил фразу Валерки Хатькина, начальника автоколонны, когда он вбежал ко мне и закричал:

— Комиссар, заводим бульдозеры и сносим к ебени матери этот Светлый!

Даже до такого доходило.

Мы бросили все силы, чтобы к новому году сдать эти дома. А в конце декабря у нас вышла из строя электростанция. На улице минус пятьдесят, кабель из Пунги так и не провели. Мы перешли на аварийную, но она тоже вышла из строя. Через тридцать минут в домах начали лопаться трубы. «Комарик» (наше кафе) был весь на электричестве — мы остались без еды. На складе, как гранаты, взрывались банки, бутылки. В домах минус восемнадцать.

Среди рабочих пошел слух о том, что у начальства в вагончиках тепло. Поэтому нам пришлось спать с приоткрытыми дверьми. Нас прибили бы, если бы мы не продемонстрировали, что у нас настолько холодно, что даже дверь закрывать не надо.

Спали в унтах, зипунах, шапках, наверх одеяла. Кусок колбасы клали за пазуху, а утром, когда ели, все равно внутри был ледяной слой. Пить не могли, нужно было на костре растапливать воду, но при сильном ветре это было невозможно. Ели ледяной хлеб. Началась катастрофа.

Наш главбух, которому нужно было выдавать зарплату, не мог писать, потому что чернила в ручке замерзали.

Быстрый переход