Отец еще долго читает стихи, когда заканчивает, все восторженно хлопают — и Кто-то тоже.

А спустя некоторое время приходит отосланный мужик, приволакивает в огромных пакетах еще вино и фрукты. Складывает все это возле костра — барышни кокетливо хихикают.

Кто-то встает, благодарит «ЗА ВСЕ» Будинаса и удаляется, прихватив с собой мужиков.

Отец командует разлить вино по кружкам:

— За дипломатию, — провозглашает он, бросает лишь один многозначительный взгляд на меня и делает несколько глотков вина прямо из бутылки.

Вечером папа еще заставит всех зарабатывать деньги на гурзуфской улице, исполняя песни, танцы и гимнастические трюки. Не оттого, что нет денег, а «для профилактики», ведь «с трудом заработанное всегда вкуснее». Я буду, подавляя стыд и замаливая грех, крутить акробатическое колесо и обегать всех с папиной шляпой.

На следующее утро самые стойкие еще отправятся на баркасе в открытое море ловить рыбу. Та девушка, что плакала, научившись плавать, снова будет плакать. Прямо на пляже отец организует строительство коптильни, наготовит рыбы -девушка подавится костью и закатит глаза. Пока все будут уверены, что она умирает, папа залезет ей в рот грязным ершиком для чистки мундштука, и девушка воскреснет.

Потом будет возглавленная Будинасом мини-экспедиция в горы к какому-то целительному источнику.

Потом у меня воспалятся уши, папа натолкает в них по полбаночки вьетнамского бальзама «Звездочка» и прикажет выпить залпом сто пятьдесят граммов водки. Свидетели назовут его «извергом», но мои семилетние уши чудесным образом исцелятся.

Потом он достанет пропуск на самый крутой пляж, в котором будет опрометчиво написано «Вход разрешен Будинасу Е.Д. и членам его семьи». Стоит ли отметить, что примерно 20-30 человек, преимущественно женского пола, будут заботиться обо мне на этом пляже, представляясь на КПП папиными племянницами?

И так всегда.

— Мам, это я, мам! Але, у нас все хорошо...

— Мидии жарили? — осторожно спрашивает мама-Будинас.

— Да

— Никто не пострадал? — мама собрана и напряжена.

— Нет, все в порядке.

— Фу... Слава богу, — вздыхает мама и немедленно начинает заполнять кабель, протянутый через всю страну, своей историей:

— Ты знаешь, когда мы в последний раз вместе с твоим отцом жарили мидии...

Сергей Ваганов

Сухарики к пиву

Люди, которые сделали эту книгу, попросили меня написать что-нибудь о Будинасе «в его духе».

Если «в его духе», то начал бы так: лить из говна пулю все-таки интереснее, почетнее и, я бы сказал, эффективнее, чем делать из пули говно...

Прочитав это, он, скорей всего, сказал бы что-нибудь хамское, а, может, наоборот, восхитился бы, но уж точно не стал бы выяснять, что это значит.

Значение сказанного, написанного или сделанного было для него, по-моему, куда менее важным, чем сотворение повода, коллизии, из которой вырастало это сказанное, написанное или сделанное с самим собой в центре и, конечно же, во главе. Потому что «его дух» — это дух провокации, чего бы он ни коснулся: газетного очерка, «Дураков», ценных бумаг, Дудуток, выборов в Верховный Совет, глобальных издательских проектов или, что особенно остро, отношений с людьми...

К людям — это будет правильней. Знаменитый плевок в Осинского, например, вырос в беспощадный сюжет. И по мере того, как разворачивался этот сюжет, как все более сочинялся, уходили искренность и значение самого поступка, зато оставался герой — сам автор и его нашумевший плевок. Но при этом оставалось почему-то и время, эпоха, пафосно говоря, с ее странностями, радостями, гадостями и парадоксами.