Изменить размер шрифта - +
Он никак не реагировал на то, что происходит вокруг, — должно быть, ко всему прочему, и не слышал ничего, и не видел, и не чувствовал.

— Вы на самом деле этого хотите? — негромко переспросила Маша.

— Да. Мы хотим… — четко, с какими-то суперавторитетными интонациями в голосе, подтвердил старик.

— Что-то я не пойму, — сказала Маша, но как-то не слишком по-доброму. — Вы хотите, чтобы я исцелила его? Или вы хотите узнать, смогу ли я это сделать?

— Мы хотим, уважаемая Светлана Игоревна, — повторил, громко и слишком отчетливо старик, — чтобы вы исцелили этого беднягу.

— Я не могу этого сделать.

— Почему? — как-то хитро спросил мудрый старик.

— Я не умею исцелять.

— Вы же чем-то опоили уважаемых наших отцов семейств, и теперь они утверждают, что вы — госпожа, и можете все… Но тогда вы можете приготовить свое зелье. И мы дадим попробовать его этому бедняге.

— Он что у вас, кролик?.. Может, вы попробуете его сами?

Иван что есть силы толкнул ее в бок. Эту харе-харе…

— Не дерзи… Нам же хуже будет.

— Опасно, — мудро и без обиды, не согласился старик, — мы видели результат.

— Хорошо, — кивнула Маша, — хорошо, что вы такой осторожный… Тогда дайте ему выпить что-нибудь.

— Что? — хитро спросил старик.

— Все равно, что… Какая разница!

— Никакой разницы? — продолжал хитрить старик.

— Никакой, — согласилась Маша.

Мудрец в чалме сделал знак рукой, из-за его спины вышел парень, налил в стакан из какого-то графина, стоявшего на журнальном столике, и вопросительно посмотрел на своего командира.

— Пои, — хитро сказал старик.

Парень подошел к несчастному, присел перед ним на корточки, приподнял немного его голову, и поднес этот стакан к его губам.

Все хотели посмотреть, как это происходит. Но в партере были одни мудрецы, им было видно лучше всего. Остальные заглядывали через них, или старались зайти со стороны, — там тоже было неплохо видно.

Бедняга сделал несколько глотков, и больше не захотел.

— Достаточно, — негромко сказал главный мудрец своему служителю, который вопросительно посмотрел на него.

Все стали наблюдать, что произойдет с калекой дальше. Так что, даже Маша с Иваном перестали их интересовать.

Иван, который предчувствовал прокол в программе спектакля, шепнул Маше:

— Они же обозлятся, что ты их поводила за нос… Ты подумала об этом? Лучше бы было продержаться как-нибудь до завтра, чтобы нас спокойно отправили на рынок.

— Не терпится, чтобы тебя продали? — спросила Маша.

Опять Иван с трудом узнал ее голос. Как тогда, — в поезде.

Но на этот раз остались знакомые интонации, и голос был ее. Просто Иван с трудом узнал его, потому что он стал какой-то хриплый, словно бы Машка начала курить, дорвалась, и курила целую неделю, одну за другой.

— Ты смотри у меня, — испуганно сказал Иван, — ты мне слово давала…

Может быть, Маша и дала Ивану какое-то слово, — она не помнила. Но если и дала, то дала выше сил.

Или ее слово взяло временный отпуск. За свой счет.

Потому что толпа человек в пятьсот, или, на худой случай, в триста, — не зря так внимательно наблюдала за несчастным паралитиком.

Таинственное зелье, стоявшее на журнальном столике в графине, неизвестно как туда попавшее, — делало свое дело.

Быстрый переход