— Не понимаю, о чем вы. «Сядет сегодня ночью»… Она садится каждую ночь, и уже должна быть. С минуты на минуту я жду гостей, кое-кто из них заглядывает сюда по дороге к отелю.

Ответы были не так уж плохи — за исключением последнего. Кейт закрыл глаза и не открывал их несколько секунд. Когда он вновь разомкнул веки, седоволосый человечек по-прежнему стоял за стойкой, обеспокоенно посматривая на него.

— С вами все в порядке? — спросил он. — Вы не заболели?

— Со мной все хорошо, — сказал Кейт, искренне надеясь, что это правда. Он хотел спросить еще, но боялся. Требовалось что-то хорошо знакомое, чтобы убедиться, и тут ему показалось, что он нашел.

Соскользнув с табурета, он подошел к стойке с журналами. Первое, что бросилось ему в глаза, были «Идеальные Любовные Истории», и Кейт вынул журнал из держателя. Девушка на обложке напоминала редактора, Бетти Хедли, но была не так красива: У скольких журналов, подумал Кейт, сидят в редакции девушки, более красивые, чем на обложках? Наверно, только у этого.

Впрочем, он не мог позволить себе сейчас мечтать о Бетти, а потому решительно отогнал эти мысли и поискал «Поразительные Истории» — свой собственный журнал. Наконец нашел его и взял в руки.

Знакомая обложка июльского номера. Точно такая же…

Разве? Иллюстрация на обложке представляла собой ту же самую сцену, но в технике рисунка произошла явная перемена. Он стал лучше, живее. Работа явно хуперова, но впечатление такое, будто Хупер в последнее время многому научился.

Девушка на рисунке, одетая в прозрачный космический скафандр, была гораздо красивее — и сексуальнее, — чем та, которую он помнил по пробным оттискам. А чудовище…

Кейт содрогнулся.

Собственно говоря, это было то же самое чудище, но и оно подверглось странной метаморфозе, сущность которой Кейт не мог определить… да и не хотел.

Однако под рисунком виднелась подпись Хупера, которую Кейт заметил, когда сумел отвести взгляд от чудовища — маленькая изогнутая буква X, которой художник помечал все свои работы.

Потом в правом нижнем углу Кейт увидел цену… вовсе не двадцать центов.

Надпись сообщала: «2 кр.»

Две кредитки?

А что еще это могло значить?

Очень медленно и осторожно он сложил оба журнала — оба невероятных журнала, потому что «Идеальные Любовные Истории» тоже стоили 2 кр. — и сунул их в карман.

Теперь следовало найти спокойное местечко вдали от суеты, просмотреть журналы, прочесть и переварить каждое содержащееся в них слово.

Однако сначала за них нужно заплатить и выбраться отсюда. Две кредитки за каждый — это в сумме четыре кредитки. Только сколько это — четыре кредитки? Аптекарь дал ему две тысячи за двадцать пять центов, но таким образом, что это нельзя было считать истинным критерием. Монета по какой-то причине, которую Кейту еще предстояло выяснить, являлась редким и ценным экземпляром для этого человека.

Да, журналы были лучшим указателем. Если их стоимость в кредитах была примерно такой же, как в долларах, то две кредитки приблизительно соответствовали двадцати центам. А если так, то аптекарь дал ему — ну-ка посчитаем — двести долларов за двадцатипятицентовую монету. Почему?

Мелочь звенела у Кейта в кармане, когда он подходил к стойке. Порывшись в ней, он нашел полдоллара. Как-то аптекарь среагирует на это?

Ему не следовало вести себя так, нужно было соблюдать осторожность, однако шок от почти идентичной обложки июльского номера собственного журнала на мгновение лишил его рассудительности.

Кейт небрежно бросил монету на мраморную стойку.

— Я возьму эти два журнала, — сказал он. — И посчитайте еще за две колы.