|
Оливер бежал первым, за ним следом Яфет, которого он обогнал, а за ними несколько жрецов или стражей, размахивавших ножами. Позади всех Хиггс катался по земле с вцепившимися в него Фэнгами. Все остальное совершилось с головокружительной быстротой. Орм соскользнул по крутому склону с тела идола на его хвост и побежал по нему. Горец не отставал от него, а за ними следовали три Фэнга. Они бежали по хвосту сфинкса, как если бы это была беговая дорожка. Оливер вскочил на лестницу, один конец которой мы крепко держали, и уже добрался до середины ее, когда внезапно услыхал крик своего спутника. Он остановился и увидел, что один из Фэнгов схватил Яфета за ногу и уронил его вниз лицом на лестницу. Оливер остановился и медленно повернулся, одновременно с этим доставая свой револьвер. Потом он прицелился и выстрелил, и Фэнг отпустил Яфета, взмахнул руками и рухнул в пропасть. Дальше я помню уже, что они были среди нас и кто то крикнул: – Столкните лестницу! – Нет, – сказал Квик, – подождите немного. Я едва успел удивиться, чего он хочет ждать, как уже увидел, что трое отважных Фэнгов идут по ней, положив руки на плечи переднему, в то время как их товарищи подбадривали их. – Теперь толкай, братцы! – крикнул сержант, и мы столкнули лестницу. Бедные Фэнги, они были достойны лучшей участи. – Всегда следует нанести урон врагу, когда представляется к тому случай, – заметил сержант, открывая огонь по Фэнгам, которые столпились теперь на спине идола. Они однако вскоре оставили эту позицию, кроме одного или двух раненых или убитых, которые остались там. Воцарилось молчание, и я услышал, как Квик сказал Джошуа на своем сквернейшем арабском языке: – Ну что, ваше королевское высочество, все еще продолжаете думать, что мы, язычники, трусы, хотя эти Фэнги такие же хорошие люди, какими мы были когда то? Джошуа уклонился от спора, и я обернулся к Оливеру, который закрыл лицо руками и, казалось, плакал. – Что с тобой, друг? Что с тобой? – услышал я голос Македы – голос, полный слез. – Ты совершил великий подвиг, ты вернулся невредим – значит, все в порядке. – Нет, – ответил он, забыв все титулы: в таком он был отчаянии, – все нехорошо. Мне не удалось спасти моего друга, и сегодня ночью они бросят его на растерзание львам. Он сам сказал мне это. Македа не нашлась, что ответить, и протянула руку горцу, сопровождавшему Оливера. Тот поцеловал ее руку. – Яфет, – сказала она, – я горжусь тобой; я учетверяю твою награду, и отныне ты будешь начальником моих горцев. – Скажите нам, что случилось, – попросил я Орма. – Вот что, – ответил он. – Я вспомнил о вашем сыне, и Хиггс тоже вспомнил о нем. Он сказал, что ни за что не хочет бежать без него и что его недолго позвать, оттого что он находится как раз под нами. Он пошел за ним и, наверное, натолкнулся вместо него на стражей, которые, я так думаю, услышали, как мы говорили наверху. Все остальное вы знаете не хуже моего. Сегодня ночью, через два часа после того, как встанет полная луна, совершится церемония жертвоприношения, и бедного Хиггса бросят в львиный ров. Когда мы увидели его, он как раз писал в записной книжке свое завещание, которое Барунг обещал переслать нам. – Доктор, – сказал мне сержант, – не согласитесь ли вы послужить мне переводчиком? Я хочу переговорить с Кошкой, а моего знания арабского языка, может, пожалуй, не хватить. Я согласился, и мы отправились к краю площадки, где стоял Шадрах, следя за всем происходившим. – Слушай, Кошка, – сказал сержант (я передаю его подлинные слова, а не так, как я переводил их), – хорошенько слушай меня и помни, что если ты солжешь или будешь строить каверзы, либо ты, либо я – один из нас двоих не доберется до вершины этой скалы заживо. |
