— Сейчас… кхе-кхе… Сейчас все принесу! Эй, Гина, бездельница, беги скорей в погреб за вином! Из маленькой черной бочки!

Прокашлявшись, хозяин скрылся за дверью, и оттуда тотчас послышался его сердитый голос, распекавший задремавших поварят.

— Собаки любят хозяйскую ласку! Видишь, как забегал! Знает, каналья, что хорошо поживится, когда Конан навестит его дыру… Ну, пошли, сейчас он все принесет.

Киммериец уверенно направился к лестнице, но не стал подниматься по ступенькам, а нырнул в темноту под ними. Гайяр обогнул заляпанные жиром и винными подтеками столы, где полусонные гуляки допивали свое вино, и, пригнувшись, вошел вслед за варваром в темную комнату.

Сзади зашуршало платье, и молоденькая служанка внесла светильник. Ее глаза целомудренно смотрели в пол, но вспыхнувшие щеки и готовые рассмеяться губы говорили, что она давно забыла о скромности — если вообще знала, что это такое.

— А где же вино?! Я слышал, хозяин посылал тебя за ним! Я и сам мог взять со стола светильник! Ох уж эти девчонки! Одна другой красивей, и одна другой глупее! Ну, ладно, ладно, не хмурься, а быстро беги за вином, да бочки не перепутай! Ну, что встала? Нет, сегодня я к тебе не приду, есть дела поважнее… А завтра — жди!

Девушка, одарив киммерийца восхищенным взглядом, улыбнулась и выбежала за дверь.

Гайяр сел на лавку у небольшого стола и огляделся. Комнатушка оказалась маленькая, с низким потолком, явно не рассчитанная на постояльцев, а служившая скорее убежищем для тех, кто вынужден прятаться или тайно с кем-то встречаться. Отдельный выход во двор был главным преимуществом этой клетушки, а дверь под лестницей, сливавшаяся с темной обивкой стен, скрывала ее от любопытных глаз.

— Ну, как тебе моя нора? Конечно, лучше ночевать наверху, но я в последнее время предпочитаю такие вот берлоги… Мерзавец Шафраст! Я тебе это еще припомню! — Конан уселся напротив Гайяра и стукнул кулаком по столу.— Чтобы я, Конан, да прятался, как лисица от псов? Тьфу, дерьмо Нергалье! Что же это Фарус застрял? Ну, пройдоха, дождется, что я сам пойду на кухню! Тогда он двумя зубами не отделается!

— Слышу, слышу, Конан, не горячись! — Дверь скрипнула, пропуская улыбающегося хозяина.— Несу, все несу, только не ходи на кухню! В прошлый раз ты погнул две жаровни и большой котел дал трещину! А уж о мисках, плошках и говорить не приходится! Посмотри лучше сюда — вот цыплячьи грудки, нежные, как у юной девушки, а вот и кешаб с базиликом! Эй, малый, где ты там? — Фарус обернулся к двери.

Мальчишка в обляпанной жиром рубахе внес огромное блюдо с дымящейся бараниной, поставил на стол и опрометью выбежал вон, не дожидаясь хозяйского подзатыльника. Вскоре он вернулся с пышными лепешками на плоской расписной тарелке.

— Старайся, старайся, когда-нибудь эта таверна будет твоей! Спасибо отцу скажешь, что научил уму-разуму! Меня самого тоже с малых лет к кухне приучали! — без умолку болтал хозяин, ловко расставляя на столе кубки и блюда. Неслышно вошла служанка, поставила на стол огромный кувшин с вином и, сверкнув глазами в сторону киммерийца, исчезла.

— Что ты там ворчишь о погнутых жаровнях и дрянных глиняных плошках? Тебе они, небось, обошлись в пару золотых, а я отвалил целый кошель! Да за эти деньги можно было купить серебряную посуду на весь квартал, а ты все ноешь! Небось только и мечтаешь, чтобы Конан еще разок похозяйничал у тебя на кухне, а? Ну, ладно, иди, да на всякий случай принеси еще кувшин, разговор у нас будет долгий. И посматривай там, как договаривались!

— Будь спокоен, я до рассвета глаз не сомкну, а мой постреленок у ворот покараулит! — Фарус вышел, тихо прикрыв за собой дверь, а Конан, отстегнув меч, положил клинок рядом с собой на лавку.