Нет, все-таки нужно известить Дарре, решил дежурный и позвонил.)
— Спасибо. Я предпочитаю ходить пешком.
— Как вам будет угодно, господин. Спокойной ночи.
— Пока, Кальман.
— До свидания, Оскар.
— Спокойной ночи.
(Почему Борши называет Дюрфильгера Оскаром? Ведь его зовут Отто?)
Шаги удаляются.
— Входите.
Дверь закрывается. Снова шаги.
— Прошу вас, господин советник.
— Вот мое удостоверение. Сударыня, присядьте.
— Как, я должна здесь оставаться?
— Да, сударыня. Мы ненадолго вас задержим. Прошу извинить нас, господин Дюрфильгер, за беспокойство. Известен ли вам венгерский гражданин доктор Тибор Молнар?
— Нет, не известен.
— Не может быть. Как показал арестованный Молнар, вчера утром он передал вам пятнадцать тысяч форинтов. Вы же, господин Дюрфильгер, дали ему взамен двадцать пять тысяч шиллингов. На десять тысяч шиллингов Молнар выдал вам расписку.
— Вы ошибаетесь, сударь.
— Согласно показаниям доктора Молнара, и валюта в форинтах и квитанция находятся у вас.
— Я повторяю, господин советник, что вы ошибаетесь.
— У меня есть ордер на обыск.
— Я протестую.
— Пожалуйста, вот ордер на обыск.
— Кто разрешил обыск?
— Господин Пфейфер, районный прокурор. Прошу вас открыть сейф.
— Нет, сейф я не открою. Я хочу прежде сам поговорить с прокурором господином Пфейфером, тем более что я знаю господина прокурора лично.
— Я не могу вам разрешить этот разговор. Прошу вас, выполняйте приказ.
— Я отказываюсь вам подчиниться, господин советник. Домашний обыск в ночное время противоречит австрийской конституции.
— Вы правы, сударь, но органы государственной безопасности наделены особыми полномочиями.
— Я настаиваю на разговоре с прокурором господином Пфейфером.
Дежурный смотрел на магнитофон и раздумывал, как же ему поступить. Связываться с представителями органов австрийской госбезопасности он, вероятно, не может. А пока он раздумывал, Дюрфильгер уже перешел на французский:
— Дежурный!
Дежурный тотчас же узнал голос Дюрфильгера и действовал уже автоматически. Переключив аппарат на микрофон, он отозвался:
— Дежурный слушает.
Все находившиеся в комнате Шалго слышали чистый, без искажения, голос дежурного настолько отчетливо, что им даже показалось, не стоит ли он где-то совсем рядом, чуть ли не между этим вот лысым толстяком и господином советником. Однако поскольку французский язык знал один только советник Гюнтер, ни привратница, госпожа Хартман, ни двое полицейских ничего из этого разговора не поняли.
— Дежурный, — по-французски повторил Шалго, не спуская глаз с лица советника. — Полагаю, вы уже оцепили здание?
— Конечно, мосье. Сразу же по сигналу опасности я отдал необходимые распоряжения.
— Вам хорошо видно все, что здесь происходит?
— Да, мосье.
— Спасибо. Ждите сигнала.
Шалго выключил систему подслушивания и по-французски сказал советнику:
— Дом, как вы слышали, оцеплен. Отошлите, господин советник, ваших людей и привратницу.
Советник Гюнтер закурил сигарету. Он подошел к столу, опустил спичку в пепельницу, одновременно обшарив взглядом стол, на несколько мгновений задержался на кнопке диктофона, затем повернулся и сказал, обращаясь к полицейским:
— Сержант, можете идти. И вы тоже, сударыня. Благодарю за помощь.
Шалго проводил полицейских и привратницу и запер за ними дверь; возвратившись в кабинет, он остановился возле низкого шкафчика и предложил:
— Не хотите ли коньяку, господин советник?
— Очень любезно с вашей стороны, но не могу. |