В то время как лекарь тешился своею дьявольской думой и, крадучись, пробирался по улице, за его спиной послышались женские голоса.

– А, вот он, слава пречистой деве! Во всем Перте кто, как не он, поможет нам сейчас! – сказал один голос.

– Пусть там говорят о рыцарях и королях, воздающих за обиды, как это у них называется, а мне, кумушки, подайте достойного мастера Двайнинга, составителя лекарств! – добавил другой.

В ту же минуту лекарь был окружен и схвачен говорившими – почтенными матронами славного города Перта.

– В чем дело? Что такое? – усмехнулся Двайнинг. – У кого тут корова отелилась?

– Не в отёле на этот раз дело, – сказала одна из женщин. – Умирает бедный малыш, потерявший отца. Иди скорее с нами, ибо все наше упование на тебя, как сказал Брюс Доналду, Властителю Островов.

– Opiferque per orbem dicor note 51, – сказал Хенбейн Двайнинг. – От чего умирает ребенок?

– Круп у него… круп, – запричитала одна из кумушек. – Бедняжка хрипит, как ворон.

– Cynanche Irachealisnote 52. Эта болезнь быстро вершит свое дело. Немедленно ведите меня в дом, – продолжал врач, который зачастую оказывал помощь больным бесплатно – невзирая на свою жадность, и человеколюбиво – несмотря на свой злобный нрав. Так как мы не можем заподозрить его в более высоких побуждениях, возможно его толкали на это тщеславие и любовь к своему искусству.

Тем не менее в этом случае он, пожалуй, уклонился бы и не пошел к больному, знай он, куда его ведут добрые кумушки, и располагай временем придумать отговорку. Но лекарь не успел сообразить, куда идет, как его чуть ли не втолкнули в дом покойного Оливера Праудфьюта, откуда доносилось пение женщин, обмывавших и обряжавших тело покойного шапочника к назначенному на утро обряду. Их песнь, если ее переложить на современный язык, прозвучала бы примерно так:

Дух незримый, дух парящий,

Кротко на того глядящий,

В ком ты сам когда‑то жил,

В чьем обличий ты был,

– Жди, крылами помавая,

Вправо, влево ли порхая.

Ввысь взлетишь иль канешь ты

– Жди у роковой черты!

Мстя за раннюю разлуку,

Неурочной смерти муку,

Подчини себе ты вновь

Тайной силой ум и кровь.

Коль того приметит око,

Кто пронзил тебя жестоко,

Коль того заслышишь шаг,

Кто тебя поверг во мрак,

– Силы тайные проснутся,

Мышцы дрогнут, встрепенутся,

Зев разверзнут раны вновь,

Взывая: «Кровь за кровь!»

Лекарю, как ни был он закален, претило переступить порог человека, к чьей смерти он был непосредственно причастен, пусть даже вследствие ошибки.

– Отпустите меня, женщины, – сказал он, – мое искусство может помочь только живым – над мертвыми мы уже не властны.

– Да нет, больной наверху – меньшой сиротка… Пришлось Двайнингу войти в дом. Но когда он перешагнул порог, его поразило, что одна из кумушек, хлопотавших над мертвым телом, вдруг оборвала пение, а другая сказала остальным:

– Во имя господа, кто вошел?.. Проступила большая капля крови.