— Военный мятеж! — поразило ее словно молнией. — На каком основании?

— На том основании, что генералу Джэксону было приказано распустить корпус под его командованием, а он отказался сделать это и настоял на том, чтобы привести солдат домой.

Рейчэл, словно она стояла на своем поле, твердо уперлась ногами в половик и высоко подняла голову:

— Ну, добро для генерала Джэксона! Как мог додуматься военный департамент распустить солдат вдали от дома, не обеспечив транспортом и припасами для обратного пути?

Через шесть недель по вызову, присланному с курьером, она оседлала самую резвую лошадь и поехала в город. Там она увидела солдат, собравшихся на площади. Мужчины были изможденными, в изношенной одежде после месячного перехода по Тропе. Вспоминая толпы, попрощавшиеся с ними три месяца назад, пушечную пальбу, флаги и речи, она оглядела площадь: там стояла всего горстка зевак.

Направляясь к месту, где находился Эндрю, пожимавший руки своим офицерам, она подумала, что не видела его таким худым со времени его возвращения из Филадельфии в жаркий июньский день 1795 года, когда она вышла из сарая и увидела его обмякшим в седле на лошади перед их хижиной в Поплар-Гроув. Но его душевный настрой не ослаб. Он крепко поцеловал ее в губы, и его кости там, где они прикоснулись к ее телу, причинили боль. Его поза, когда он стоял, обнимая ее и наблюдая, как пехотинцы расходятся с площади, выражала не ущемленную гордость и даже не возмущение, а ясное понимание, что военный департамент совершил откровенную глупость, отказываясь от дееспособных войск. По пути домой их кони шли рядом, и он рассказал, как генерал Уилкинсон предоставил ему рацион всего на двадцать дней, не больше.

— Я был вынужден нанять фургоны и возчиков, купить лекарства за собственный счет. Когда кончился провиант и потребовались дополнительно лошади, я это тоже купил.

Рейчэл вопросительно взглянула на него:

— Ты купил, дорогой? На какие же средства?

— Выдал мои личные расписки. Составленные на квартирмейстера Уилкинсона.

Через несколько дней они съездили в город. Эндрю собирался купить новый плуг и большой бурав, а Рейчэл намеревалась высказать свои поздравления Саре Бентли, открывшей небольшую мастерскую по пошиву халатов и платьев для женщин Нашвилла. Не успела их карета появиться на Маркет-стрит, как прохожие закричали:

— Смотрите, генерал Джэксон!

Когда Эндрю привязывал лошадей перед нашвиллским постоялым двором, их быстро окружила толпа молодых людей. Кто-то крикнул:

— Трижды ура Старому Гикори!

— Не ты ли Старый Гикори? — потребовала ответа Рейчэл, увидя, что его лицо вспыхнуло.

— Может быть. Пойдем вовнутрь и узнаем, почему я из бесполезного типа превратился в героя.

В гостиной постоялого двора она услышала одновременно дюжину рассказов, как Эндрю всю дорогу прошел пешком, как его лошадь использовалась для перевозки больных, как он отдавал свою долю еды тем, кто ослабел от тропической лихорадки, как ухаживал за парнями и шагал рядом с фургоном, зачастую держась с солдатами за руки, и всех живыми доставил домой. Сэнди Донельсон сказал:

— Дядя ел меньше всех, шел дольше, работал напряженнее и спал меньше всех; именно поэтому мы говорили, что он самый стойкий.

— Верно, — добавил один солдат, — стойкий, как гикори. Мы называли его Гикори на длинном участке Тропы и ненавидели его за то, что он втянул нас в такое трудное дело. Потом, поняв, что он нас всех выведет из беды, мы стали звать его Старым Гикори. Мы были горды, что служим в его команде.