– Ну а что же Полина, – сказал я, – вы по-прежнему с ней?

– Да, – отвечал он, – но я собираюсь оставить ее и взять себе другую, помоложе и потолще.

– Вы много путешествуете.

– О, изрядно, изрядно.

Ко мне постепенно возвращались слова, а также навыки их озвучения.

– Для вас с этим покончено, сомнений быть не может, – сказал он.

– Как долго вы намереваетесь пробыть среди нас? – Последняя фраза показалась мне особенно изящной.

– Не сочтите за грубость, а сколько вам лет?

– Не знаю.

– Не знаете?! – вскричал он.

– Знаю, но неточно.

– Часто ли вам рисуются бедра, жопы, вульвы и окрестности?

– Не понимаю.

– То есть самопроизвольно он у вас не встает?

– Встает?

– Уд, – сказал он, – представляете, о чем речь, уд? – Я не знал. – Вон там, между ног.

– Ах это, – сказал я.

– Он утолщается, удлиняется, твердеет и вздымается, разве не так?

Мне бы не пришло в голову использовать эти слова. Все же я согласно кивнул.

– Тогда мы и говорим, что он встает. – Он задумался, а потом воскликнул: – Феноменально. Вы не находите?

– Довольно необычно.

– Вот так оно и есть.

– Но что с ней станет? – спросил я.

– С кем?

– С Полиной.

– Она будет стареть, – проговорил он со спокойной убежденностью, – сначала медленно, потом быстрее и быстрее, в боли и горечи, схвативши черта за хвост. – Лицо его я не находил полным, но сколько я ни смотрел на него, оно оставалось облаченным в плоть, вместо того чтобы приобрести качества мелового камня, изборожденного резцом. Даже сошник – и тот сохранял бугорок. Правда, беседа никогда не приносила мне пользы. С какой болью я вспоминал теперь нежную люцерну, я бы ступал по лугу тишайшими шагами, разувшись, и тень своего леса, такого далекого от заливавшего меня ужасного свечения.

– Чего это вы так скривились? – спросил он. Он держал на коленях большой черный мешок, напоминавший сумку повитухи, можно так сказать. Открыв мешок, он велел мне заглянуть внутрь. Мешок оказался наполнен флаконами. Они мерцали и посверкивали. Я спросил его, все ли они одинаковы.

– О нет, смотря по обстоятельствам. – Он вытащил один флакон и протянул мне его. – Шиллинг и шесть пенсов.

Чего он хотел от меня? Чтобы я купил его? Исходя из данной гипотезы, я сообщил ему, что у меня нет денег.

– Нет денег?! – вскричал он.