| Я сказал ей приходить только от раза к разу. В ту пору я плохо понимал женщин. Да и теперь плохо понимаю их, что говорить. И мужчин тоже. И животных тоже. Вот что я понимаю лучше всего, хотя и тут понимание весьма скудное, так это мои собственные страдания. Я продумываю их ежедневно, это не занимает много времени, ведь мысль движется так быстро, но страдания пребывают не только в моих мыслях, по крайней мере, не все. Да, бывают минуты, особенно к вечеру, когда меня одолевает синкретичность в духе Рейнольдса. Какое равновесие! Но даже их, свои боли, я понимаю плохо. Это, должно быть, оттого, что не весь я соткан из боли, из нее одной. Вот в чем загвоздка. Затем я отдаляюсь, пока они не наполнят меня изумлением и восторгом, будто смотришь на все с другой, более благожелательной планеты. Нечасто, но большего я не прошу. Не жизнь, а мошенничество! Вот бы состоять из сплошной боли, как бы это упростило дело! Всесущая боль! Но это было бы нечестно. Тем не менее однажды я расскажу вам в подробностях, если вспомню, если сумею, о своих странных болях, различая их виды, ради пущей ясности. Я расскажу вам о болях разума, о болях сердца или болях эмоциональной природы, о болях души (тут главные красоты) и, наконец, о болях собственно тела, во-первых, о внутренних или дремлющих и, далее, о тех, что затрагивают поверхностные покровы, начиная с волос и методично продвигаясь вниз, без спешки, до болячек ног, включая мозоли, судороги, шишки, вросшие ногти, ознобление, траншейную стопу и другие музейные редкости. И еще подобным образом я расскажу вам, тем из вас, кто соблаговолит меня выслушать, в соответствии с системой, изобретателя которой я не помню по имени, о тех состояниях, когда, не будучи в дурмане наркотическом, алкогольном или экстатическом, человек ничего не чувствует. После этого она, конечно, пожелала узнать, что я подразумевал под фразой «от раза к разу», вот что случается, стоит вам лишь раскрыть рот. Раз в неделю? Раз в десять дней? Раз в две недели? Я отвечал, нет, реже, гораздо реже, настолько редко, чтобы не приходить совсем, если она сумеет, а если нет, то настолько редко, насколько возможно. На следующий день, чего уж больше, я покинул скамейку, скорее по причине самой скамейки, нежели по причине женщины, так как место перестало отвечать моим, пусть и весьма скромным, запросам, воздух теперь был куда холоднее, ну и по другим причинам, описывать которые бесполезно таким мудакам, как вы, и нашел приют в пустом коровнике, который обнаружил во время одной из своих вылазок. Он стоял на краю поля, которое на поверхности было богаче крапивой, нежели травой, и богаче грязью, нежели крапивой, но, возможно, отличалось исключительными свойствами подпочвы. Именно в этом хлеву, что был унавожен сухими, почти что полыми коровьими лепешками, проседающими с грустным вздохом, если ткнуть пальцем, мне впервые в жизни пришлось, и я, не колеблясь, сказал бы в последний раз, будь у меня под рукой достаточно морфия, столкнуться с чувством, которое постепенно приняло в моей обледеневшей душе вселяющее ужас имя любви. Очарование нашей страны, помимо, конечно, скудости ее народонаселения (несмотря на невозможность добыть и ничтожнейший презерватив), состоит в ее полной обветшалости, за единственным исключением древних испражнений истории. За фекалиями охотятся со страстью, набивают ими чучела и носят взад и вперед во время торжественных процессий. |
